Марина Юденич - Доля ангелов

Вылез.

Прохладная вода обрушилась на голову, просочилась за воротник, залила глаза.

Воздух был… Именно! Пропитан свежестью, ароматом мокрой травы… Точно так, как почудилось давеча на пустынной улице, залитой неживым неоновым светом.

Ноги немедленно увязли в жидкой грязи. Прощай ботинки! И брюки — надо полагать — тоже. Да и ладно. Основательно хлюпая в дорожной вязи, подобрался к решетке вплотную, уцепился — для верности — руками и даже лбом приложился к холодному, мокрому железу.

Зябко.

И сразу — будто от холода прояснилось в голове — осенило.

Кладби́ще! С ударением на «и».

Azay-le-Rideau.

Ну, разумеется! Как это я сразу не догадался?

Пер-Лашез, Сент-Женевьев-де-Буа… Азэй-ле-Ридо. Из той же серии.

Черт, a Manoir de la Remonière в этом случае — что такое?

На всякий случай подергал решетку ворот. Закрыто.

Ситуация, между прочим, оборачивалась совершенным идиотизмом.

Ночь. Дождь. Кладбищенская ограда. И я — одинокий странник в ночи, на раздолбанной таратайке, которая — вдобавок! — наверняка прочно засела в трясине здешней дороги.

Нет, я не испугался. С кладбищами у меня вообще история отдельная.

В детстве, в компании друзей-обормотов, бегал, как стемнеет, на погост. Куражились, подлецы, на свежих могилах, непотребные словечки малевали на плитах.

И — ни-че-го.

Не восстали оскорбленные покойники, не грянул гром, не разверзлись небеса.

С той поры — не обессудьте! — отношусь без особого пиетета.

Experimentia est optima rerum magistra [6] Опыт — лучший учитель ( лат. ). .

Сквозь пелену дождя, темные кроны деревьев, влажный туман, висящий в пространстве, мелькнул огонек. Чертовщина, однако! Что за огни блуждают ночью на кладбище? Откуда?

Екнуло что-то в сердце, зябкая дрожь пробрала душу.

И — затемнение. Как в театре.

А сон продолжался.

Видел большую комнату с тяжелым дубовым столом посередине. Массивные стулья, обтянутые потускневшим гобеленом. Закопченный камин. Большой настоящий очаг, в котором когда-то, подгорая на вертеле, румянились жирные туши. Стена над ним украшена древними изразцами.

Здесь и теперь, похоже, трапезничали. Где-то поблизости — кухня, оттуда аппетитно тянуло жареным мясом и душистыми травяными приправами.

Сейчас было пусто, я — не без опаски — двинулся дальше.

Увидел узкую винтовую лестницу без перил, с шершавыми ступенями песочного цвета. Такими же, кстати, были стены. Никакой тебе штукатурки и прочих современных штучек.

Свечи в круглых стеклянных плафонах расставлены прямо на ступенях. Живой пугливый свет струится низко по каменной поверхности и вроде зовет за собой наверх.

Я было собрался. Не вышло!

Кто-то окликнул из темноты. Негромко. Однако ж неожиданно. Споткнулся, едва не растянулся на первой ступени.

— Хотите комнату, дорогой?

Сказано было дружелюбно. Голос ласковый.

Однако ж — не по себе.

Кто там, за спиной, на самом-то деле? Какая еще такая нежданная встреча?

Проснулся в лихорадочной тревоге.

День промелькнул — незаметно, скомканно, бездарно.

Наступила ночь — забылся.

Сон пришел сразу, будто и не просыпался накануне. Должен сказать, со мной такое приключается редко: чтобы один и тот же сон — две ночи кряду, наподобие мыльного сериала по ящику. Было пару раз. А затем — помню точно — подступали большие проблемы. Неприятности крупного калибра шли буквально косяком. Сезон штормов. И каких!

По всему выходило, надлежит готовиться к худшему.

А пока — снился пыльный полумрак старинного жилища. Лестница, мерцающая свечами передо мной.

И забавная тетка непонятных лет. Из тех — знаете? — у которых двадцать — в голове и шестьдесят — в паспорте. С буйной копной светлых волос, расчесанных без особого усердия. Вся в золотых браслетах, кольцах, серьгах. Одетая на манер английской наездницы: в приталенный пиджак из ткани «принц Галльский» и бриджи шоколадного цвета. На ногах — башмаки от Tod’s. В углу ярко накрашенного рта намертво прилипла дымящаяся сигаретка. Голос — низкий, с хрипотцой.

— Хотите комнату? Это можно. Придется только подождать, пока проснется дочь. Она занимается всеми вопросами. Бумажными. Денежными, в смысле — финансовыми. Не беспокойтесь! Ждать придется недолго, она встает чуть свет. Такая вот добровольная пытка — подниматься спозаранку. По мне уж лучше не ложиться вовсе. Не находите?