Наталья Берзина - Окончательный диагноз

— Олег? Ты почему не спишь? — спросил Никита.

— Да так. Сам не пойму, может, луна, а может, еще что-то.

— Присаживайся. Коньяк будешь? Я у Андрея в баре взял, весьма приличный, хочу сказать.

— Пожалуй, не откажусь.

— Тогда не поленись, возьми себе бокал на полке.

Отыскав в полумраке и саму полку, и пузатый бокал из тонкого стекла, Олег опустился рядом с Никитой. Уже по одному запаху он понял, что коньяк и впрямь оказался не из дешевых.

Отхлебнув глоток, Олег закурил и, откинувшись в кресле, посмотрел на спящую в отдалении деревню.

— Тебе отчего не спится? — спросил он Никиту.

— Да ерунда, Юленька моя замоталась за день и уснула, а я вдруг почувствовал себя брошенным, никому не нужным. Вот пришел сюда и тихонько напиваюсь в одиночестве.

— Ну не грусти, теперь будем напиваться вдвоем! — успокоил его Олег.

— Знаешь, Олег, ты, конечно, мне не поверишь, но, после того как я встретил Юлию, я не могу спать один. Вообще не могу жить без нее, — заявил вдруг Никита. Судя по голосу, коньяк уже наполовину, если не больше, заместил у него кровь. — Понимаешь, мне уже почти пятьдесят, а рядом с Юлей я вдруг почувствовал себя молодым и сильным. Не поверишь, несмотря на то что я был дважды женат, особой страстности за мной не водилось. Был как все, наверное. А тут словно тридцать лет сбросил! Хочу ее постоянно, так, что скулы сводит. Не знаю, насколько меня хватит, но, коль выпало мне такое счастье, хочу прожить ярко и бурно. А дальше — будь что будет. Успеть бы только пацана поднять. Усыновлю его по всем правилам. Будет носить мою фамилию. Наследником станет.

— А ты чем занимаешься, Никита? — спросил Олег, переводя разговор в другое русло, понимая, что, подвыпив, Никита может наговорить лишнего, за что после будет корить себя.

— Лесом, у меня делянки, бригады лесорубов, лесопилки, сушилки — в общем, ничего интересного.

— А служил где?

— Десант. Во время первой чеченской командовал полком. Снайпер достал. Если бы не броник, то уже давно бы землю парил. Ну, тут и выслуга, да еще и ранение неслабое, в общем, ушел в отставку. А ты?

— Еще после Афгана. Разведротой командовал. Ну, в общем, перестройку я встретил уже на гражданке.

— А теперь что делаешь? В бизнес подался?

— Не совсем. Так, кое-какие заказы, сопровождение и прочее.

— Понятно, не хочешь говорить, не нужно. А семья?

— Никого. Мама погибла, когда пьяный сосунок на своем бумере вылетел на тротуар. Отец — он у меня летчиком был, командиром эскадрильи — пережил ее на два дня. Тогда я и сломался. Запил, вскоре уволился из армии.

— Понятно. У нас здесь у всех мужиков, кроме Стаса, армейская закалка. Андрей, хозяин дома, — спецназовец, Павел — военврач и мы с тобой из той же когорты. Ветераны, мать его…

Никита щедро плеснул коньяка в оба бокала и, залпом отхлебнув половину, потянулся за сигаретами. Какое-то время они сидели молча, думая о своем, наконец Никита сказал:

— Понимаешь, Олег, я, когда женился во второй раз, думал, что жена нужна человеку для престижа, как дорогая машина, что ли. Потому и выбрал молодую, яркую. Настоящую модель. А как выяснилось, жена необходима для жизни! Вот ты мне поверь, я Юленьку никому не отдам! Глотки за нее грызть буду! И будь что будет!

В голосе Никиты явственно звучала ярость. Олег подумал тогда, что и правда за настоящую женщину стоит драться насмерть. Вскоре Никита задремал. Далеко на западе случайное облачко вспыхнуло красным, небо начинало стремительно светлеть, одна за другой гасли звезды. В предрассветной тишине где-то возле озера вдруг ни с того ни с сего, словно перепутав пору года, запел соловей и, одумавшись, затих, словно боясь разбудить остальных. Легкий туман пополз из низины, подернул прозрачной дымкой окрестные поля. Из деревни донеслось радостное, задорное пение петуха. Мир начинал наполняться звуками, обретать привычные дневные цвета, становиться обычным, теряя таинственность и очарование лунной ночи.

Олегу неожиданно остро захотелось взбежать по лестнице на второй этаж, ворваться в комнату, где сладко спит Лена, схватить ее, сжать в объятиях, зацеловать, заласкать, прижать к себе, нежную, теплую, сонно-безвольную, сладкую. Любить так, чтобы кровь кипела в жилах, чтобы от страсти и желания гудело в голове, чтобы после не осталось сил даже говорить, только ощущать ее всю, до последней клеточки. Чувствовать биение ее сердца, вдыхать аромат ее разгоряченного страстью тела и упиваться им. По-видимому, он так же, как Никита, попал в чудовищную зависимость от этой женщины. Потому и не смог просто спать рядом с ней, по этой причине маялся всю ночь, тихо страдая оттого, что она уснула, а он так и не получил желаемого. Мышцы невольно начали подрагивать, как перед боем, готовясь к схватке, в которой не бывает ни победителей, ни побежденных.