Паскаль Лене - Неуловимая

Тайна человеческого существа, то, что его делает, в конечном счете, не поддающимся разгадке, то, что вас поначалу привлекло в нем и заставило увидеть его в его неизменной индивидуальности как часть бесконечности, ускользающей от вашего понимания, затем становится неисчерпаемым источником ваших страданий и вашей ревности. Уже несколько дней я ревновал ее не только к бывшему любовнику, с которым она когда-то вместе играла, не только к ее сегодняшнему партнеру, но и ко всем ее партнерам по сцене, вчерашним и завтрашним. Я чувствовал, что со дня на день она может покинуть меня и что тогда наша история сохранится в ее памяти гораздо в меньшей степени, чем самая посредственная из всех пьес, которые она когда-либо играла. Тогда как с мужчиной, который вместе с ней поднимался на сцену, она не может окончательно порвать никогда.

Когда же я попытался остановить, наконец, поток таких рассуждений и приглушить немного мою боль, меня вдруг обожгла ужасная, но вполне допустимая догадка, и я воскликнул, не обращая больше внимания ни на темноту, ни на сон, в котором моя возлюбленная уже готова была позабыть меня вместе с моими тревогами и моими вопросами:

— Но ты хотя бы рассказала ему обо мне?

— Кому? — со вздохом спросила она. Сонное оцепенение делало ее голос далеким и равнодушным.

— Этому мужчине, который дарит тебе торты! Знает ли он вообще о моем существовании?

— Нет.

— Но почему? Я так мало для тебя значу?

— Это свело бы его с ума. Он бы не перенес этого.

— А я? Что я должен переносить?

— Тебя — то я ведь люблю, — с новым усталым вздохом ответила она, словно умоляя меня дать ей заснуть.

Уснуть? Речь шла именно об этом! Как могла ты оставить меня наедине с отвратительным подозрением, которое только что заронила во мне? Твои глаза уже закрывались, все твое лицо закрывалось, как какое-нибудь окошко в билетной кассе или железная решетка, безжалостно раздвигая барьер между мной и тобой в твоем далеком сне. А я? Когда я тоже смогу заснуть? Ты подумала об этом? Сколько ночей отныне я проведу, перебирая мои сомнения, если ты не найдешь нужных слов, чтобы меня успокоить, — неважно каких, я был готов удовлетвориться самыми неправдоподобными аргументами, но сейчас же! Немедленно! Ибо мои страдания были невыносимы, постыдны, и от них не было никакого средства! Да, ты опять заснула! Заснула, и все! Ты оставила меня наедине с нанесенной тобой раной. Ты вновь заснула, потому что была слишком чувствительна для того, чтобы смотреть на все это, не так ли? Тогда я взял тебя за плечи и встряхнул. Грубо, вульгарно, но я сделал это, чтобы не возненавидеть тебя, понимаешь?

— Он приедет сюда, да? Рано или поздно он всегда приезжает…

— Что? О ком ты? — притворяясь, что не понимаешь, жалобным голосом спросила ты, надежно защищенная своей сонливостью от ощущения вины. Наконец ты согласилась вспомнить: «Да, скорее всего приедет». Ты сказала это таким непринужденным тоном, словно речь шла о том, будет дождь или нет!

— И ты рассчитываешь, что я останусь?

— Он приедет ненадолго. Он хочет только посмотреть спектакль.

— Это ты хочешь, чтобы он на тебя посмотрел! Ты отдалась бы ему только ради того, чтобы он увидел твою игру! Ты отдалась бы кому угодно!

— Ты вульгарен.

— А я что, должен буду пойти в кино в тот вечер?

— Если хочешь.

— Или, может быть, мне нужно оставить вас вдвоем на всю ночь?

— На этот раз ты просто гнусен!

— А ты какова? Помоги мне подобрать слово!

Я мог бы подвергнуть ее Бог знает какой пытке — ей больше нечего было мне сказать. Она постепенно неохотно просыпалась. Мои подозрения испортили ей настроение: ничего плохого она с этим мужчиной не делала, она только виделась с ним время от времени, потому что он был таким несчастным. Она просто по-доброму беседовала с ним, и он успокоенный уходил. Ничего больше между ними не происходило. Но она не отрицала, что ей доставляло удовольствие видеть его — да, она признавалась в этом! Тем хуже для меня: мне не нужно было задавать этот вопрос! А если она поначалу скрывала от меня их свидания, то только потому, что хотела избежать моей ревности, да, именно так, хотела избежать моих оскорбительных вопросов! А сам-то я разве не сохранил никаких контактов со своими бывшими любовницами? Да, она скрыла от меня большую часть их свиданий с этим мужчиной, но совершенно сознательно, дабы пощадить меня и из уважения ко мне; моя нынешняя ревность убедительно подтверждала, что она была права, поступая так.