Анн-Мари Нуво - Анжелика в России

Из предложенных готовых Анжелика выбрала черный мужской костюм, несколько старомодный, но удобный для путешествия, особенно — для верховой езды. В него она немедленно облачилась, как только расчет закончился, и портной, раскланявшись, ушел.

Как давно она не смотрелась в такое большое — в рост — зеркало! Одна из комнат, отведенных графом Анжелике, была уставлена именно такими зеркалами. Сдерживая волнение, она подошла и оглядела свое отражение. Скитания и лишения отразились на ее внешности, но не обезобразили ее. Кожа лица потемнела от загара и была почти одного цвета с неподкрашенными губами. На общем коричневом фоне сияли, приковывая взгляд, большие ярко-зеленые глаза. Они не потускнели, не утратили живости и блеска. Золотистые и ставшие, побывав под солнцем, еще светлее волосы крупными локонами спадали из-под надетой чуть набекрень шляпы вдоль высокой изящной шеи на покрытое скромным кружевом узкое плечо. Она похудела, в движениях появилось больше порыва, нерва… нога, обутая в сапожок на высоком каблуке, подрагивала, волна пробегала от бедра к щиколотке.

— Что ж, я еще в форме… — прошептала она.

Не успел уйти портной, к дому, снимаемому графом, подошли два турецких чиновника из администрации порта, их сопровождали два сонных татарских воина.

— Мы расследуем убийство франкского купца.

Надувшийся, как молодой индюк, граф велел впустить их и встретил сидящим в зале на крохотном диване, предназначенном для двоих, В руках он вертел трость и всем своим видом показывал, что его оторвали от важного дела.

— Мы расследуем убийство франкского купца, — заявили чиновники после обмена вежливыми приветствиями.

Слуги графа бросились по его знаку вносить особые мягкие ковры и подушки для гостей. Все это время они стояли, озираясь, а граф сидел и рассматривал их, поигрывая тростью.

— Боюсь разочаровать вас, господа, — сказал граф, когда чиновники расселись. — Но я не убивал его.

Он понимал по-турецки, но теперь говорил по-польски, причем выбирал затейливые и витиеватые выражения. Один из чиновников, переводчик, постоянно спотыкался на том или ином слове. Анжелика наблюдала за всей этой сценой из-за ширмы.

— Мы не подозреваем уважаемого господина из Ляхистана. Мы пришли узнать о той женщине, которая была привезена господином в его дом сегодня. Нам известно, что она была ночью у убитого.

— Не могу не отметить вашей проницательности, — отвечал граф по-польски. — Эта женщина сейчас, действительно, у меня. Я купил ее. Она моя собственность и я за нее отвечаю. Задайте мне интересующие вас вопросы, я переговорю с ней и дам вам исчерпывающие ваше отнюдь не праздное любопытство ответы.

Переводчик через пень-колоду донес до своего начальника общий смысл ответа графа.

Самым важным для турок вопросом было: «Пусть расскажет, что она там делала?», но вежливость и скромность не позволяли интересоваться подобным у хозяина женщины.

— Не является ли купленная вами женщина родственницей убитого франка и не претендует ли она на какую-либо часть наследства? — спросил старший из чиновников.

— Этого я и спрашивать у нее не буду, — ответил граф. — Я и так знаю, что она ему не родственница.

— Не заметила ли она в доме убитого чего-нибудь подозрительного или просто странного?

Граф в растерянности развел руками, потом кивнул:

— Посидите, я сейчас спрошу.

Он прошел в другую комнату, подмигнув смотрящей из-за шторы Анжелике и вскоре вернулся.

— Она ничего не заметила. Этот француз побеседовал с ней, дал несколько золотых монет и отпустил.

Турки оживились:

— Надо посмотреть. Что за монеты? Какая чеканка?

Вздохнув, граф снова вышел и по возвращении протянул старшему из чиновников три золотых луидора и один серебряный пистоль. Тот разглядел монеты самым внимательным образом и удивленно поднял брови:

— Вы ведь говорили, что монеты были золотые…

— Да, говорил.

— Но это ведь серебро, — показал турок графу пистоль.

— Пардон. Сейчас проверю…

Граф опять ушел и вернулся с еще двумя золотыми монетами.

— Да, это золото, — подтвердил турок, зажимая монеты в кулак.

— Так… А где же серебряная монета? — спросил граф. — Она моя…

Турки с сосредоточенным видом стали оглядываться, поглощенные поисками.

— О, аллах! Куда же она девалась? Не положили ли вы ее случайно в карман?

— Я? Ну что вы!

Граф принялся сварливо спорить с турками и размахивать руками.

На каждый их призыв к аллаху он отвечал обращением к божьей матери.