Наталья Калинина - Яд в крови

В баре гостиницы «Москва», куда этот американец привел очаровательную девушку, Сутягин обратил внимание на подозрительного типа в сером костюме, который уж слишком внимательно читал «Советскую культуру», сидя вполоборота за стойкой бара. Если за американцем следят все время, придется отказаться от этой затеи, думал сейчас Сутягин. Но сие еще следует проверить.

У Сутягина давно не было женщины. Дело в том, что четыре месяца назад он вышел из психиатрической лечебницы, где регулярно и добровольно лечился на предмет маниакального психоза. Было время, когда он не чувствовал приближения его страшных приступов и, что называется, наломал дров. Обошлось, слава Богу. Но за границу теперь путь закрыт — Страна Советов очень дорожит своими сумасшедшими, со злой иронией думал Сутягин. Однако партнеры в Штатах ждут товар. Лелька боится впутывать в это дело своих любовников, к тому же они у нее все как один мелкотравчатые — таких даже на порог депутатской комнаты не пускают. Время, кстати, не ждет, и, если этот американец задержится в Белокаменной еще хотя бы на неделю, придется платить партнерам крупную неустойку. А девушка хороша, очень хороша. Точно сошла с экрана какого-нибудь душещипательного голливудского фильма. Хотя наверняка русская — иностранки держат себя в наших барах развязно и даже хамовато.

В последний раз Сутягину кололи аминазин и еще какую-то гадость, и из-за этих проклятых лекарств он стал импотентом. Ну, а этот американец наверняка сегодня же затащит красотку к себе в постель. Счастливчик. В мозгу Сутягина пронеслись видения дорогих роскошных женщин, которых он когда-то поимел. Заболела левая половина головы. Неужели снова приступ? Что-то на этот раз слишком рано… Но прежде чем он добровольно сдастся этим мудилам в белых халатах, необходимо переправить за кордон груз.

Теперь они танцевали, глядя друг другу в глаза, как это обычно делают влюбленные. Поклонник советской культуры вдруг заерзал на своем высоком табурете и громко зашуршал газетой. Еще смеет завидовать, засранец, подумал Сутягин, презиравший всех без исключения кагэбэшников. Понабирали где-то сопляков. При прежнем их шефе порядка больше было, да и на таможне меньше трясли. А теперь даже в пуговицах на ширинке им мерещится контрабанда.

Американец вдруг обнял девушку обеими руками за плечи, привлек к себе и поцеловал в лоб, а она его быстро перекрестила и, смутившись, опустила голову. Они вернулись на свои табуреты у стойки, чокнувшись, выпили еще по бокалу шампанского. Сутягин им завидовал — сегодня он не мог позволить себе даже пива.

Потом они быстро вышли из бара. Сутягин видел в окно, как они направились в сторону перехода. Читавший «Советскую культуру» тип шумно свернул газету в трубку, засунул в карман пиджака и закурил. Он тоже следил глазами за вышедшей из бара парочкой. Наконец он слез со своего табурета, и Сутягин направился ему наперерез и попросил прикурить. Разумеется, его сигарета долго не зажигалась, и кагэбэшник, потеряв всякое терпение, достал из кармана зажигалку, при этом уронив на пол газету. Сигарета затлела, Сутягин сказал: «Спасибо, сэр», — и, изображая неуклюжесть, потоптался несколько секунд на дороге у кагэбэшника. Тот вдруг резко оттолкнул его в сторону и выскочил в вестибюль. «Поезд ушел, — подумал Сутягин, — а вы, сэр, остались на перроне. Мне-то известна конечная станция, а вот вам придется связаться с конторой и уточнить координаты. На это уйдет час, а то и больше. Я за это время успею прошмыгнуть туда и обратно. Мне важно, чтобы меня не засекли в контакте с иностранщиной. А дальше уже ваше дело».

Но Сутягин кое-что не рассчитал. Маша пригласила Анджея к себе, и он, разумеется, с радостью принял приглашение. По пути они купили еще шампанского. О завтрашнем дне Маша старалась не думать — завтра Эндрю улетит. В консерватории занятия закончились. Ехать не хочется никуда. Она будет заниматься и слушать много музыки. А что еще ей остается делать?..

Едва они вошли в квартиру, как Маша кинулась к роялю и сыграла «Liebestraum» Листа. Потом она играла еще и еще, а Анджей сидел на уголке дивана и курил сигарету за сигаретой. Нет, он завтра ни за что не уедет. Он готов остаться в этой стране навсегда. Пускай потом он об этом пожалеет, но ради таких минут…

Маша сыграла ми-бемоль-мажорный ноктюрн Шопена, опустила руки и, обернувшись, улыбнулась Анджею.

Он боялся поднять на девушку глаза.

— Мы совсем ничего не знаем друг о друге, — сказала она. — Это хорошо, правда? Мне кажется, у всех без исключения людей очень скучные биографии, но они почему-то любят их друг другу рассказывать. Когда ты опубликуешь книгу, ты пришлешь ее мне, ладно?