Сидони-Габриель Колетт - Закуток

— Я поднимусь вместе с тобой. Держись за перила, — сказала Алиса. — За перила держись, говорю тебе.

Она на ощупь подобрала бархатный берет, впустила сестру в мастерскую и подтолкнула ее к кожаному дивану. В Эрмине с непокрытой головой и разметавшимися по лбу светлыми волосами ничто не вызывало беспокойства, если бы не ее бледность и не беспрерывно вращающиеся зрачки, которые бегали справа налево, слева направо так, как если бы она читала книгу.

— Ты выпила? — спросила Алиса.

Эрмина отрицательно покачала головой.

— Ты ела? Тоже нет? Ты не ранена?

Она быстро схватила сумочку своей сестры, но не нашла там никакого оружия.

— Подожди минутку.

Она принесла бутылочку шампанского, наполнила стакан до половины.

— На. Нет, нет пей. Теплое шампанское лучшее из рвотных… Что с тобой происходит, моя девочка?

Эрмина отвела стакан от своих влажных губ и впилась взглядом в сестру:

— Я не твоя девочка! Я стреляла в мадам Ляк… в мадам Уикенд!

— Что?

— Я стреляла в мадам Уикенд. Сколько раз я должна тебе это повторять?

Она опорожнила стакан и поставила его. Алиса опустила голову и потерла свои пальцы, которые начали неметь от холодных мурашек.

— Она… мертва? — спросила Алиса.

Эрмина зло вскинула плечами.

— Если бы! Я слишком неловка для этого. Нет, она не умерла, она даже не ранена!

— Но это уже известно? Тебя арестуют? Эрмина, это правда, что ты мне говоришь? Моя Миночка…

Эрмина заплакала, всхлипывая словно ребенок:

— Нет, меня не арестуют… Мне это не удалось… Она посмеялась надо мной… Она мне сказала, что я могу убираться к себе… что она даже не будет обращаться в полицию… Что я просто дура… Она мне также сказала, что это у меня в крови… О! Алиса…

Она со злостью прижала кулаки к глазам.

— Свидетелей не было?

— Нет. Вначале не было.

— А потом?

— А потом…

Эрмина замолкла, сделала несколько шагов в узком пространстве между роялем, письменным столом и окном. Она бессознательно ходила с опущенными вдоль бедер руками, ссутулив спину и втянув живот, как это делают изнемогающие от усталости манекенщицы.

— Даже не знаю, зачем я тебе все это рассказываю, — резко сказала она. — Ну да ладно… А потом вошел он, Леон… мосье Уикенд. Так как я не должна была находиться там в это время, он вздрогнул от удивления. Тогда мадам Ляк… Мадам Уикенд сказала ему, что я попросила отпустить меня, так как я плохо себя чувствую. Глядя на лицо, какое у меня было в то время, он мог в это поверить.

— А револьвер?

— Она спрятала его в ящик. Такое старье… Он вообще не действовал. Представляешь, какой я имела вид с револьвером, зажатым в руке, который только щелкал, когда я нажимала курок.

Она стала смотреть рассеянным взглядом на улицу, покусывая губы и съедая помаду.

— Ну а она? — настаивала Алиса. — Как она себя вела?

— Она? Да никак. Она мне выкрутила руку…

Эрмина немного приподняла край своего рукава, потом опустила.

— Она подняла револьвер. Вот и все. О! Ты ее совсем не знаешь…

— Ты сказала, что потом вошел мосье Уикенд. Что он сделал, когда ты уходила?

— Ничего, — ответила Эрмина. — Он мужчина, — продолжала она с горечью. — Ты когда-нибудь встречала мужчину, который бы сделал хоть один жест в тот именно момент, когда этого от него ждешь?

— Не часто, — сказала Алиса. — Но я встречала женщин, которые, как ты говоришь, делали жесты довольно идиотские… Ты все же не станешь утверждать…

— Спокойно, детка, спокойно. Каждому свое.

Удивленная, старшая сестра подняла глаза на высокую смуглую молодую женщину, которая была похожа на нее, если не считать светлых волос и болезненной худобы, и которая никогда в своей жизни и не помышляла называть ее «деткой», да еще развязным и покровительственным тоном. Алиса внезапно почувствовала себя беспричинно усталой, вытянула ноги на диване и мысленно пожелала чашку горячего кофе и присутствия Мишеля, его легкомысленного молчания после обеда, шелеста иллюстрированных журналов, которые он просматривал…

— Послушай, Эрмина…

Движением руки младшая сестра отмела то, что собиралась сказать Алисе.

— Нет. «Послушай, Эрмина». Это то же, что и «Видишь ли, малыш» из уст умудренного опытом отца, обращающегося к своему сыну. А ты совсем не умудренная опытом, Алиса…

— Не меньше, чем ты, во всяком случае…

— Меньше, чем я. Тебе никогда не приходилось заниматься самой тяжелой женской работой, которая заключается в том, чтобы завоевать себе мужчину. Мы вчетвером, мы вкалывали больше, чем четверо, смеялись немного меньше, чем четверо, а потом тебе, тебе Мишель достался без всякого усилия. Ведь, если честно, ты не особенно себя утруждала! О Бизуте я не говорю — это отрезанный ломоть.