- Вы очень добры, - сказала она, - спасибо за беспокойство. Но все уже улажено. У меня будет собственная камера.
Они озадаченно уставились на нее.
- Это какая-то ошибка, мадам. В тюрьме нет свободных камер.
- О! Есть. Вы о них не знаете. У начальника есть кое-что про запас.
Вернулся Генри Бругхэм. Должники расступились, продолжая громко обсуждать услышанную новость.
- Мне очень жаль, - сказал Бругхэм. - Все оказалось гораздо хуже, чем я предполагал.
- Разве может быть хуже? Эти люди были чрезвычайно любезны.
- Я о вашем жилище. Камеры очень маленькие.
- Но я там буду одна?
- Да. - Он с состраданием взглянул на нее.
- Мне идти с вами?
- Прошу. - Он взял ее за руку и повел внутрь здания. - Я заплатил за передачу вас под стражу десять шиллингов и шесть пенсов. Обычным заключенным они предлагают так называемые "места в общаге".
- Я знаю, мне уже предлагали.
- Это не для вас: вас приговорили за клевету. Это предполагает только одиночку, как я вам уже говорил. Вот господин Брушуфт, писарь начальника.
К ней направился квадратный мужчина с выпяченным животом, в руках он сжимал шляпу. Она улыбнулась и сделала реверанс. Он не обратил на нее никакого внимания и повернулся к Бругхэму.
- Она привезла с собой кровать?
- Кровать пришлют утром. И одеяла, конечно, и стол, и стул, и массу других необходимых вещей.
- Места хватит только для кровати. Размер камеры всего девять футов. У нее есть с собой свечи?
- А разве ей не полагаются свечи?
- У нас ничего не полагается. Только солома, ее как раз сегодня утром поменяли.
- Где можно купить свечи?
- Возможно, они есть у хозяина кофейни. Это не моя сфера деятельности. И не забывайте, что она помещена сюда по обвинению в преступлении. Мне были даны инструкции не предоставлять никаких привилегий. Только казенная пища из тюремной столовой.
- А что это такое?
Писарь пожал плечами.
- Жидкая овсянка на завтрак, суп на обед. День на день не приходится, меню составляет повар. Должники могут покупать все, что им хочется, в кофейне... У нее другой случай.
Генри Бругхэм повернулся к своей клиентке. Она махнула рукой.
- Что я говорила? Диета для полных. Когда я выйду отсюда, я буду тонка как тростинка и введу новую моду.
Писарь повернулся к надзирателю.
- Проведи заключенную в камеру номер два. Завтра ей пришлют кровать, больше никаких привилегий.
- Ей можно посылать за продуктами в кофейню?
- Ни в коем случае.
Писарь снизошел до того, чтобы удостоить заключенную равнодушным взглядом своих выпученных глаз.
- Если вы заболеете, - сказал он, - можете сообщить об этом. Отправите записку на имя начальника, ее подошьют к делу, и когда будет проводиться осмотр, вас вызовут.
- А как часто проводится осмотр?
- Дважды в год, ведомством по уголовным делам. Следующая инспекция назначена на июнь. В том случае, если заключенный умирает, в моей власти отдать его родственникам, но они должны заплатить. В вашем случае я пошел на уступку - вы женщина и вам больше тридцати - и выделил вам камеру с деревянным полом. В номере один пол каменный и нет стекла в окне.
Заключенная улыбнулась и взяла пледы.
- Вы очень добры и заботливы. Сколько я вам должна?
- Это решат ваши друзья, я не беру денег с заключенных. Это против правил и считается оскорблением. Будьте любезны, следуйте за надзирателем. Расхаживать по зданию тюрьмы разрешено только должникам или тем, кто осужден на три месяца. До свидания.
Он кивнул Генри Бругхэму и удалился. Адвокат забрал у нее пледы, и они вместе последовали за надзирателем по длинному коридору.
- Как жаль, - сказала она, - что мы не в Брайтоне, где нас ждали бы квартира и веселая вечеринка.
Генри Бругхэм сжал ее руку и не ответил. Надзиратель вел их по лабиринту коридоров. В углах были расположены лестничные площадки на которых сидели заключенные. Это были места встреч должников. Мужчины, женщины и дети располагались на ступеньках, взрослые пили и ели, дети играли. На одной из лестничных площадок была в самом разгаре игра в кости, на другой - в кегли, роль которых выполняли бутылки. По всему зданию тюрьмы эхом разносились смех, крики и пение.
- Во всяком случае, я не буду жаловаться на тишину. Но у меня такое впечатление, что давно не вызывали уборщиков. Мне противно смотреть на эти бадьи без крышек...
На Баулинг Инн Элли никогда не было такого зловония, как в коридорах. Может, она уже позабыла? Неужели она почувствовала знакомые запахи? Застоявшиеся у соседей помои... дырявые полы... мокрые стены с пятнами от пальцев... неприличные надписи... даже раздававшиеся из-за угла пронзительные визги детей очень напоминали вопли играющих в шарики Чарли и Эдди.
Читать дальше