Жанна Дубровская - Мечта андрогина (История любви - 2)

Ирка преподавала в Университете на кафедре русского языка и литературы. Коллектив сугубо женский, склочный, как обычно. Когда в жизни одной из сотрудниц кафедры намечался юбилей или торжественная дата, на праздник звали представителей "мужских" кафедр: автоматики и прикладной физики. И хотя сотрудники этих кафедр не позволяли себе ничего лишнего, их присутствие всё же вносило в жизнь девичьего коллектива некое разнообразие.

* * *

Порадовавшись за Ирку, я побрела дальше. Что ж, буду ночевать на вокзале, а если ещё и напиться, есть неплохой шанс провести ночь и начало утра в вытрезвителе. Это вселяло надежду. Я настолько погрузилась в мечты об отдельном койко-месте, что не сразу услышала звонок мобильника. Я рывком достала мобильник из сумки и нажала клавишу "разговор": - Алло. - Добрый вечер, Дженет. Не помешал? - Аркадий..., - я просто онемела от неожиданности. Вот он, мой спаситель! Только бы у нашего Казановы случилось затишье на любовном фронте! - Аркадий, я могу к Вам приехать? - Что случилось, рыбка? Что-нибудь серьёзное? - Серьёзнее не придумаешь - мне негде ночевать!

Повисла пауза, но недолгая. Аркадий Яковлевич хорошо меня изучил и знал, что паниковать без повода я не буду. Поэтому он быстро оценил ситуацию и сказал: "Приезжай. Жду".

* * *

Прохоров встретил меня в шёлковом халате густого синего цвета и велюровых туфлях на босую ногу.

Сколько же ему лет? Когда мы с ним познакомились, ему как раз исполнилось пятьдесят, с тех пор прошло чуть больше девяти лет, следовательно, ему около шестидесяти. Но как шикарно выглядит: к волосам едва прикоснулась седина, лицо практически без морщин, фигура прежняя, а взгляд!

При виде меня улыбка ловеласа сползла с красивых губ Аркадия Яковлевича: - Я всё же надеялся, что ты преувеличиваешь, Дженет. Но дело и вправду серьёзное, ведь так?

Вместо ответа, я сняла ботинки, стащила с себя куртку, шапку бросила, кажется, на комод, но не уверена, и молча протопала на кухню. Аркадий Яковлевич запер входную дверь и последовал за мной. На кухне наши взгляды встретились, и он задал мне единственный вопрос: - Есть "Флагман". Будешь?

Мне совсем не хотелось напиваться изысканно, поэтому я кивнула. Самым трудным был первый глоток, потом стало легче. Я пила сосредоточенно, глоток за глотком, и уже начинала злиться, потому что легче не становилось: нервы были напряжены настолько, что алкоголь уже не действовал. Аркадий Яковлевич с пониманием следил за моей агонией, однако в определённый момент он накрыл стопку, из которой я пила, ладонью и сказал : "Хватит". Я подняла на него не предвещавший ничего хорошего взгляд, и хотела подкрепить взгляд соответствующей репликой, как вдруг словно плотина сорвалась с моей души: я внезапно всхлипнула и бросилась на грудь своему бывшему возлюбленному. Сотрясаясь от истерических рыданий, я начала говорить. Обо всём: о Сергее, о Лиле, о своей боли, о ревности, о соседях, практиковавших геноцид в моей собственной квартире.

Когда я наконец остановилась, силы меня покинули. Мы сидели на угловом диванчике, Аркадий Яковлевич что-то тихо шептал мне на ухо, в одной руке он держал платок, которым промокал редкие слезинки, стекавшие с моих щёк, другой гладил меня по голове, словно маленькую девочку.

Эта сцена стала последним воспоминанием за длинный день, полный тревог, который наконец-то закончился.

* * *

Весь следующий день я просидела в пустой квартире, дрожа от каждого шороха.

Прохоров уехал рано, оставив на прикроватной тумбочке некое подобие инструкции: "Еда в холодильнике, одежда в шкафу. Буду вечером".

Я проснулась около десяти, долго лежала под одеялом, вспоминая подробности прошедшего вечера. Когда попыталась встать, оказалось, что я зря вчера обижалась на водку. Голова не болела совершенно, зато сильно болели глаза, и подойдя к зеркалу я поняла почему: на том уровне, где у всех нормальных людей были размещены парные органы зрения, у меня красовались две узкие щёлочки, обрамлённые красноватой припухшей кожей.

"Красота - страшная сила", - повторяла я себе, готовя примочки из спитого чая для своих эскимосских глазок.

Как я ни харахорилась, однако мысль о том, что в ближайшее время мне предстояло вернуться в свою квартиру и снова стать объектом для апробирования психотропных средств, меня совсем не радовала.

Есть не хотелось. Я накромсала несколько кружочков сервелата, толстым слоем уложила их на кусок белого хлеба, и заставила себя проглотить аппетитный сэндвич. Обнаружив в холодильнике бутылочку "Pepsi Light", я тут же на одном дыхании опрокинула в себя половину, чтобы сэндвич не тосковал.