Джейн Фэвэр - Коршун и горлица

- Иди же, моя Утренняя звезда, - сказал он, без труда заметив ее румянец и находя его очень забавным, - а чего же ты ожидала? Ты должна знать, какое действие на мужчину оказывает такая красота.

- Меня зовут Сарита, - сказала она, стараясь вжаться в подушки и прикрывая грудь руками. То, что она сказала ему свое имя было поступком, посредством которого она пыталась утвердить себя, а вовсе не капитуляцией, но Сарита была чересчур смущена, чтобы заботиться о том, как он истолковал ее поведение.

- Сарита, - медленно произнес он, как бы пробуя звуки ее имени на вкус, - похоже, мы несколько продвинулись, Сарита.

- К чему, мой господин? - она обрадовалась тому, что вопрос прозвучал несколько Иронично, несмотря на то, что она находилась не в очень-то выигрышном положении.

- Я сказал тебе свое имя. Может быть, ты будешь называть им?

Она прищурилась:

- Имя слишком длинное, мой господин калиф.

Он рассмеялся и подошел к ней поближе, в результате чего она изо всех сил вжалась в подушки.

- Абул - это не длинно, так меня зовут.

- Я хочу надеть платье и вернуться в башню, - она отвернулась от него, чтобы не видеть его возбуждения: доказательство его состояния находилось теперь на уровне ее глаз.

- А завтра я уйду отсюда.

- Мы обсудим завтра тогда, когда оно наступит, - сказал он и в голосе его появилась новая для нее стальная нотка, однако же нисколько ее не удивившая. Она весьма подходила ему, столь естественному в своем высокомерии.

- Давай устроимся поудобнее, - он взял ее за руки и поднял на ноги. Сарита, казалось, утратила всякую способность к сопротивлению. Он провел ее через занавешенную дверь в спальню, где в нише стоял широкий диван. Он жестом показал, чтобы она легла на него.

- Я не буду ложиться в вашу постель, - услышала Сарита свой, слегка дрожащий голос. - Вы ведь сказали, что не будете принуждать меня.

- Я и не собираюсь это делать, - спокойно сказал он, - но нам будет удобнее спать на кровати, чем где-нибудь еще.

- Но я хочу пойти в свою собственную постель, в башню, - голос ее зазвучал жалобно, как голос ребенка, умоляющего о прощении.

- Мы будем спать в этой постели, - сказал он твердо и откинул покрывало, - тебе нечего бояться.

У Сариты не было иного выбора, кроме как поверить ему. Даже если ее вера была напрасной, у нее все равно не было выбора. Она сбросила туфли и залезла под покрывало, натянув его до подбородка. Она смотрела, как он ходит по комнате, гася лампы - все, кроме той, что он принес к дивану и поставил на низкий столик, так что теперь вся постель купалась в мягком потоке света.

- Я не могу спать со светом, - сказала Сарита, стараясь, чтобы голос ее звучал определенно, как будто она всю жизнь только и делала, что спала рядом с мужчиной на шелковой перине, а вокруг нее при этом витал аромат благовоний и апельсинового цвета.

- А мы пока и не собираемся спать, - Абул осторожно взял ее пальцы, я хочу выяснить, что доставляет тебе удовольствие. - Он опустился на постель рядом с ней и Сарита вся задрожала. Но боялась она вовсе не Мули Абула Хассана; она боялась, что ее тело предаст память Сандро.

Он протянул руку, погладил ее с ног до головы, и места, которых касалась его ладонь, казалось, излучали лучезарную теплоту. Глаза его смотрели на нее так, как будто он захотел запечатлеть в своем мозгу каждый изгиб ее тела, и его сосредоточенность нервировала Сариту больше, чем что-либо иное. Он накрыл ее грудь рукой; его рука показалась ей очень большой, так как вся грудь исчезла под его ладонью. Почувствовав движение ее груди под своей рукой, он посмотрел ей в глаза.

- Тебе нечего бояться, - он увидел панику в ее изумрудных глазах, это же такое наслаждение, - он склонил голову ко второй груди, языком приподняв сосок, отчего она задрожала в немом протесте.

Абул отодвинулся от нее. Он понял, что она откликнулась на его ласку, хотя и не хочет признать это, но вспомнил о своем обещании не принуждать ее.

- Возможно, мы слишком спешим, - сказал он.

- Нет, не надо так делать, - он остановил ее руки, желающие прикрыть грудь, - они такие красивые.

Такой прекрасной формы: округлые и тугие. - И он снова погладил ее, на этот раз от бедра до лодыжки, - такие красивые ножки, - он поднял одну ступню и охнул от удивления, - что ты с ними сделала?

- Я не ношу обуви, - сказала Сарита, раз от нее потребовали объяснения, - и не понимаю, какое вам до этого дело. Абул рассмеялся:

- Какая глупость - вот так портить такое совершенство. Утром, в ванне, мы начнем над ними трудиться.