Натали Фокс - Ты будешь страдать, дорогая

Он приблизился и протянул ей руку, и Джемма приняла ее, убеждаясь, что не ошиблась в своем первом впечатлении. Пожатие, довольно крепкое, все же было холодным и бесстрастным. Губы его не улыбались.

- Не могу сказать, что рад видеть вас, юная леди, но раз уж вы здесь - я вас приветствую. - Глубокий голос, казалось, поднимался из самых недр груди.

В его приветствии не было ни капли сердечности, но Джемму это не удивило: ее ведь предупредили, что он - человек сложный. Изобразив на пересохших губах улыбку, она произнесла:

- Фелипе объяснил мне, что вы не испытываете особой радости по поводу предстоящей работы над портретом, но я вам обещаю, что все пройдет безболезненно.

В ответ Агустин де Навас приподнял чуть седоватую бровь.

- Очень на это рассчитываю. - Он проигнорировал тот юмор, который прозвучал в ее последних словах и которым она пыталась оживить их беседу. Тщеславие мне не свойственно, и я не вижу никакого смысла в том, чтобы мое прижизненное изображение мозолило окружающим глаза, но раз уж Фелипе приказал - пусть будет так.

Выходит, он полностью отдает себе отчет в своей непопулярности, чтобы не сказать больше. Его голос был полон сарказма, а вслед за этим он послал в сторону Фелипе тяжелый взгляд, который ему вернули с такой ядовитой ухмылкой, что Джемма пришла в совершеннейшее изумление.

- Моя работа вас не разочарует, сеньор де Навас...

- Да, да, - он пренебрежительно махнул рукой. При виде такой грубости Джемма внутренне вскипела. - Налей мне еще, Фелипе... Ну, так расскажите о себе. - Ошеломив ее этой просьбой, Агустин жестом пригласил девушку присесть, и она еще не успела воспользоваться его приглашением, как он уже продолжал:

- Мне, впрочем, не нужна история вашей жизни, просто объясните, почему такая красивая девушка, как вы, решила писать портреты таких богатых стариков, как я.

- Я бы не сказала, что вы богаты... О Боже, она собиралась произнести "старик"! Лицо ее запылало огнем, а сердце заколотилось с такой силой, что она была уверена: его стук слышен всем в этой комнате. К ее глубокому изумлению, Агустин расхохотался.

- Следовательно, я - старик, не так ли?

- Извините. Я имела в виду, что я бы не сказала, что вы старик, но оговорилась.

- В самом деле? - невыразительно протянул он. - И что, предполагается, что я должен был бы быть польщен, если бы вы не оговорились? - Он снова кивнул в сторону дивана, и на этот раз Джемма поспешно присела. В жизни она не чувствовала себя большей дурой!

- Конечно, - ответила она откровенно. А собственно, чего ей стесняться? Этот человек для нее - не просто клиент, он ее отец. И поэтому она его не боится, во всяком случае - не слишком. - Я надеялась, что вы немножко смягчитесь.

Его глаза осветились молниеносной вспышкой гнева, которую ему столь же молниеносно удалось погасить.

- Это должно предполагать, что я - жестокий негодяй? - буркнул он.

Джемма внутренне съежилась. Несмотря на то что глаза Агустина не отрывались от ее лица, ей почему-то показалось, что его замечание предназначалось не ей.

Фелипе с бокалами в руках шагнул к ним.

- Мне кажется, это лишнее, Агустин. Среди нас дама...

Она права: выпад предназначался не ей, его горечь была направлена на Фелипе. Джемма уловила искру неприязни между ними - или же это просто дружеская перепалка? Ей никак не удавалось постигнуть их отношения.

- Я не обиделась, Фелипе, и я уверена, что сеньор де Навас и не собирался меня обижать, в его словах был смысл. - Они оба обратили на нее удивленные взгляды, и Джемма с весьма натянутой улыбкой продолжила:

- Я собираюсь писать ваш портрет, сеньор де Навас. Я пыталась рассмешить вас, чтобы вы расслабились и я смогла бы вас рассмотреть. Чтобы написать вас настоящим, я должна увидеть вас настоящего, в противном случае мой приезд сюда окажется бессмысленной тратой времени. Тогда уж лучше было бы просто послать мне вашу фотографию, и я бы ее скопировала.

Джемма взяла у Фелипе предложенный бокал и отхлебнула из него.

- Мне бы это подошло куда больше, - еле слышно процедил Агустин. - У меня есть занятия поважнее, чем хрустеть пальцами, пока с меня рисуют портрет.

Она поняла, что и это замечание предназначалось Фелипе. В каком-то смысле она сочувствовала Агустину. Он действительно не хотел этого портрета, а Фелипе силой заставил его, лишь бы вызвать ее в Венесуэлу.

- Если вы не хотите, я не стану его делать, - уступила Джемма. Какая теперь разница? Ей самой этот заказ ни к чему. - Мне неприятно давить на вас...