Бэтси Нант - Все реки текут - 2

«Он уже говорит как коренной австралиец, как будто прожил на пароходе годы. Как быстро люди ко всему привыкают», — подумала Дели и вышла из кают-компании.

Как только Дели вышла, Алекс сразу же вспомнил о том, что они с Бренни решили не делиться с сестрой и братом своими догадками. Но его тут же стало подмывать сказать о своих предположениях.

Но Алекса опередил Бренни:

— Да, на «Филадельфии» скоро станет совсем тесно. Если поплывем на Дарлинг, этот наверняка увяжется с нами, как ты думаешь, Алекс?

Алекс лишь посмотрел в потолок и покачал головой, всем своим видом словно показывая: ну что с него возьмешь, с моего недалекого и простодушного братца?!

— А кто «этот»? — спросил Гордон.

— Максимилиан. Максимилиан Джойс, что купил баржу, — ответил Бренни.

— Он зафрахтовал «Филадельфию»? — спросила Мэг.

— Нет. Да. Точно! Зафрахтовал нашу Дели! — обрадовался Бренни. — Ты бы видела, Мэг, как он смотрит на нашу мать — это же можно умереть, как он сегодня расшаркивался перед ней! И ручку целовал и розу ей подарил…

— Я видела розу, но мама мне показалась смущенной, я не стала спрашивать, откуда этот цветок, — сказала Мэг с горящими от интереса глазами.

— Это он подарил! Это еще что, он обещал ей синие орхидеи под цвет глаз, — пробурчал Алекс.

— Так что наша мать «и башмаков еще не износила»? — трагически и мрачно спросил Гордон.

— Башмаков? При чем тут башмаки, Горди? — удивленно спросила Мэг.

— «Башмаков еще не износила!.. Валяться в похоти просаленной кровати, утопать в испарине порока, любоваться своим падением!..» — продекламировал Гордон с пафосом; в голосе его звучало неподдельное отчаяние, несмотря на то что он сейчас был похож на трагического актера из бродячего театра, что временами приезжали в Австралию из Америки и давали представления в маленьких городках Южной Австралии.

— Что-то знакомое… — сказал Алекс.

— Какие, оказывается, все бестолковые. Мэг, ты же неплохо в школе училась. «И башмаков еще не износила», — вновь простонал Гордон, обхватив руками голову и качая головой. Казалось, он даже побледнел и осунулся, войдя в роль театрального трагика. — Нет, бежать нужно с нашего парохода, бежать…

— Конечно, крысы бегут первыми, — усмехнулся Алекс.

— Это я? Ты меня имеешь в виду?

— А кого же? Ничем полезным не занимаешься, только шляешься по берегу, — сказал Бренни презрительно. — Вот будешь в кочегарке по двадцать четыре часа сидеть — тогда узнаешь… почем башмаки!

— Это же Шекспир, «Гамлет»! — протянул Гордон, чуть обидевшись на слова Бренни и Алекса.

— Точно. Мы проходили в школе, только я, кажется, тогда болела, — сказала Мэг, покраснев оттого, что она не сразу вспомнила.

— Ну и что за башмаки? — удивленно спросил Бренни почти зло. Его страшно злило, что Гордон всех выставил дураками, особенно его. Бренни практически учился только в начальной школе, а дальше лишь делал вид, что учится, и так и не окончил школу. — При чем здесь башмаки?!

— А при том, что мать Гамлета вышла сразу же после смерти отца замуж! Вышла за его убийцу, который отравил отца Гамлета, влив ему в ухо яд, и башмаков еще не износив!

— Ну, кажется, у нас есть один потенциальный отравитель. Но он пришел позже, уже после того, как отец скончался, — вздохнул Алекс, показав глазами на Омара в надежде, что тот не поймет. Но Омар понял, что о нем идет речь.

— Простите меня, если что-то было не так, — сказал Омар, встав и низко наклонившись со сложенными на груди ладонями. — Может быть, мне убрать посуду?

— Все было так. Можешь отдыхать, Омар, — сказал Бренни.

— Как «отдыхать»? Пойду посуду мыть! — оскалил зубы Омар и стал собирать тарелки.

— Кофе никто не будет, Омар, уже поздно. Действительно, иди отдыхать, а мы тут поговорим кое о чем… — сказала Мэг.

— На семейном совете, — добавил Бренни, уперев руки в бока, словно разгневанный и пьяный капитан корабля. Омар, собрав посуду, вышел. Бренни выждал паузу, оглядел всех исподлобья и сказал: — Чует мое сердце, что мать выйдет замуж! Но это к лучшему…

— А я так не считаю. Это предательство, вам не кажется? — угрюмо спросил Гордон.

— Совсем нет, Горди. Она же живой человек! Ты хочешь, чтобы она до самой смерти таскалась с нами на этой посудине? Ты хочешь, чтобы она была несчастна? Чтобы у нее никогда больше не было любви!.. — Мэг часто-часто задышала, на глазах у нее появились слезы, и она, не сдержав их, сквозь рыдания прокричала: — Как у меня?! — Мэг закрыла лицо ладонями и упала головой на стол. Плечи ее затряслись.