Бэтси Нант - Все реки текут - 2

Пока ничего существенного на театре военных действий не происходило. Хотя, конечно, было жаль поляков и чехов. Но вот когда пала Франция и Италия поддержала фашистов, когда сдалась Бельгия, а англичане потерпели поражение при Дюнкерке — все это уже заставило насторожиться.

На следующий день после того, как пришли известия о разгроме при Дюнкерке, Гордон, который теперь делал на пароходе всю хозяйственную работу и даже готовил еду, бросил свою кисть, которой он заканчивал закрашивать потеки ржавчины на борту, и подошел к Дели, сидящей в чуть поскрипывающем кресле-качалке. Он вытер тряпкой руки, отнял у нее газету, которую она читала, и присел на корточки перед тихонько покачивающимся креслом.

— Ма, плохие новости?

— А ты еще не смотрел сегодняшние газеты?

— Смотрел, конечно…

— Так что ты спрашиваешь? После Дюнкерка пока, увы, ничего утешительного.

— Ма, ты знаешь, я долго думал и пришел к одному решению. Дело в том, что то, что я скажу, тебе не понравится, но прости меня, твое решение ничего уже не изменит.

— Гордон, у тебя такой серьезный вид, словно ты собираешься идти воевать, — воскликнула Дели. — Говори же скорей, что случилось!

— Не совсем так. Дело в том, что я поступаю в офицерскую школу, — сказал он просто, словно говорил, что собирается ехать в город за продуктами.

Дели ничего не ответила, она подняла голову, и ее обдала холодная тоскливая волна. Гордон увидел, что Дели чуть побледнела.

— Ма, к тому времени как я прибуду на фронт, все уже кончится. Пока я буду учиться, пока буду плыть в Европу — столько времени пройдет! Война кончится, и я буду учиться в университете бесплатно, на любом факультете! Ну и что, что я буду немолод, но я хочу учиться…

— Гордон, мне кажется, война кончится не скоро. Раньше тоже говорили про первую мировую, что она вот-вот кончится, а она длилась и длилась. Я прекрасно помню, все только и говорили у нас о войне… Гордон, может быть, ты одумаешься? Ты же почти бакалавр искусствоведения. Ты — и война, это совместить невозможно! Война для молодых, а тебе тридцать шесть, а к концу войны будет, может быть, сорок или еще больше…

Но Гордон отрицательно покачал головой и поднялся.

— Гордон, умоляю тебя, пусть Бренни идет, но только не ты!

— Бренни совсем не нужно идти на войну, а я хочу… Почему ты мне запрещаешь делать то, что я хочу?

— Но тебя могут убить!..

— Ну и пусть.

— Гордон, не шути так.

— Да я и не шучу, мама…

И Дели поняла, что он действительно не шутит. Он просто не понимает, что это такое. Он не дорожит своей жизнью, пока она вне опасности. Но там, где огонь, где снаряды, там он наверняка будет чувствовать себя иначе и пожалеет о своем решении.

— Хорошо, я попробую что-нибудь придумать.

— Ма, ты ничего не придумаешь, — сказал Гордон и, кисло улыбнувшись, отошел от нее и принялся выскребать остатки краски из банки.

На следующий день Дели поехала к Алексу в город. Она хотела поговорить с ним о желании Гордона, хотела, чтобы Алекс уговорил Гордона или как-то повлиял на него. Но Алекс только рассмеялся:

— Я одобряю его решение! Ведь война его закалит, если, конечно, его не убьют! Он же до сих пор совершенная мямля — не знает чего хочет, какой-то недоучившийся искусствовед. Ма, он же в душе страшно страдает по поводу того, что до сих пор не женат. Может быть, война — как раз то, что ему нужно?

— Не говори так, Алекс! Может, и ты мне скажешь, что отправляешься на фронт?

— У меня особого желания нет, но если предложат выгодный контракт… Хотя нет, тут у нас тоже нужны хирурги. Кто будет резать сухожилия и пилить кости, не забойщики скота, правда ведь? К тому же я решил заняться пластической хирургией. Наверняка после войны будет много раненых и искалеченных, у кого-то лицо будет обезображено, я буду исправлять косметические недостатки.

— Ах, Алекс, значит, ты не хочешь уговорить Гордона!

— Нет, ма. Наконец-то он будет не прислугой на «Филадельфии», а займется настоящим делом.

Свадьба у Бренни с Мэвис была своеобразная. Приходили на пароход многочисленные родственники со стороны Мэвис, они складывали подарки на большом столе, стоящем на палубе, и целовали Мэвис и Бренни, а затем переходили к Дели.

Дели, сидя в кресле-качалке, одетая совсем не празднично, нехотя принимала поздравления чужих людей.

Затем гости пили пиво и вино и танцевали под патефон на палубе. Когда начались танцы, Дели перетащила кресло за рулевую рубку, но даже там она чувствовала, как вибрирует палуба под ногами танцующих. Она была не против танцев, ей тяжело было смотреть на Мэвис — не слишком красивую и такую же простую, даже можно сказать глуповатую, девушку, под стать Бренни.