- А ты становишься красавицей.
- Я не верю этому.
- И скромной к тому же.
- Нет, не скромной, - возразила я. - Если бы я думала, что я красавица, то, не колеблясь, признала бы это, ибо красота - не та вещь, которую можно ставить себе в заслугу, она от Бога.
- И умная, - добавил он. - Признаюсь, что немного теряюсь в твоем присутствии. Твой отец постоянно говорит о твоей эрудиции.
- Ты должен относиться к этому как к проявлению родительской гордости. Для отца его гуси - лебеди.
- В этом случае я полностью согласен с твоим отцом.
- Тогда я только могу сказать, что ты потерял свою способность здраво мыслить. Я боюсь за твои обязанности в суде.
- Что за радость говорить с тобой, госпожа Дамаск!
- Ты легко соглашаешься, господин Кейсман.
- С твоего разрешения я хотел бы задать один вопрос.
- Разрешаю.
- Ты уже не ребенок. Приходила ли тебе в голову мысль, что когда-нибудь ты выйдешь замуж?
- Я думаю, вполне естественно для молодых женщин думать о браке.
- Тот, кому ты отдашь свою руку, будет вдвойне вознагражден. Красивая и умная жена. Чего еще может желать мужчина? Он будет самым удачливым из всех людей.
- Я не сомневаюсь, что любой, кто попросит моей руки, подумает и о моем наследстве.
- Моя дорогая госпожа Дамаск, он будет слишком ослеплен твоими прелестями, чтобы думать о таких вещах.
- Или так ослеплен моим наследством, что может заблуждаться по поводу моей красоты и знаний, не правда ли?
- Это будет зависеть от мужчины. Если это так, то он заслуживает быть...
- Ну? Повешенным, утопленным, четвертованным?
- Хуже. Отвергнутым.
- Я и не подозревала, что у тебя такой талант к изысканным речам.
- Если и так, то ты являешься вдохновительницей.
- Интересно, почему?
- Ты не знаешь? Такая умная, могла бы догадаться о моих намерениях.
- В отношении меня?
- И больше никого.
- Господин Кейсман, так значит, это предложение?
- Да. Я был бы счастливейшим из мужчин, если бы мог пойти к твоему отцу и сказать ему, что ты согласна стать моей женой.
- Боюсь, я не могу доставить тебе такого удовольствия.
Я поднялась. Сердце мое отчаянно билось, потому что я испугалась. Я не знала, почему у меня вдруг возникло желание, убежать. Я была здесь, в мирном розарии моей матушки с человеком, который был членом нашей семьи, другом моего отца. Отец был о нем высокого мнения, и все же я внезапно ощутила отвращение.
Саймон Кейсман тоже поднялся и встал возле меня. Он не был высокого роста, дюйма на два повыше меня, его лицо было наравне с моим. Взгляд его золотисто-карих глаз был теплым, но настороженным. Волосы рыжеватые. Линии его рта, расположенного так близко передо мной, показались мне маской лисы. В тот же момент я поняла, что я боюсь его.
Я повернулась, чтобы уйти, но он поймал меня за руку и крепко сжал ее, спрашивая:
- О чем ты подумала, госпожа Дамаск? Выйти замуж за кого-то другого?
Против моей воли краска бросилась мне в лицо. Я ответила ему:
- Я вообще еще не думала о браке.
- Может быть, ты думаешь поступить в монастырь? - Губы его слегка скривились. - Это было бы неумно.., в это время, когда многие женские монастыри постигла участь мужских.
Я выдернула руку и холодно возразила:
- Я еще не достигла того возраста, когда думают о браке.
Он слегка провел рукой по моему платью.
- О, госпожа Дамаск, ты уже стала женщиной. И ты не должна надолго откладывать наслаждение женской зрелостью, уверяю тебя. Умоляю, не отвергай меня сразу. Поистине, я верю, что твой отец не будет возражать против нашего союза. Я знаю, что он хочет видеть тебя под защитой того, кому доверяет. Мы живем в тревожное время.
- Я сама сделаю выбор, - сказала я и вышла из сада.
Я была потрясена. Мне еще не было семнадцати, а я уже получила два предложения, в то время как красавица Кейт, бывшая на два года старше меня, еще ни одного. А может, ей уже сделали предложение? Но кто?
Странно было, что у меня появились подобные мысли о Кейт, потому что спустя неделю или около того после сцены в розовом саду в нашем доме появился лорд Ремус.
Мы знали, что он собирается к нам, поскольку отец удачно решил какое-то дело для него. Он был очень богатым, могущественным и знатным, и матушка решила устроить целый праздник в его честь.
Весь тот день Клемент работал в пекарне: он напек пирогов с фигурными корочками, а один даже был сделан в форме герба Ремусов. Клемент был в восторге: в аббатской кухне он не мог позволить себе такие вольности. Матушка была в своей стихии, ибо, если и было что-то, что она любила больше, чем работу в саду, - это принимать гостей в доме. Было ясно, что она желала, чтобы мы больше развлекались.
Читать дальше