Виктория Холт: Ведьма из-за моря

- Будет замечательно, когда она будет закончена!

- Надеюсь, что я увижу ее завершенной, - сказала она.

- Ну конечно, вы должны увидеть!

- Я уже отложила несколько сотен мотков шелка. - Она говорила о цветах нитей, которые будут на холсте: красный, багровый, золотой, черный для костюма короля Испании, багровый и золотой для нашей королевы.

- О, моя дорогая Линнет! Какое это было ужасное время! Надеюсь, больше не придется пережить такое! Я никогда не знала такого несчастья.., кроме...

Она замолчала, закусив губу. Затем лицо ее просветлело.

- Но теперь все кончено! На море еще опасно, но испанцы не могут уже причинить нам вреда. Я всегда испытывала ужас перед ними.., ужас, что они придут сюда! И, конечно, когда мужчины отплывали, я, бывало, запиралась в своей молельне, - она кивнула в сторону двери, - и там молилась, чтобы они вернулись живыми. Но ты ведь дочь моряка, ты знаешь!

Я думала об этом. Мне никогда не приходила в голову мысль, что мой отец может не вернуться: он был какой-то неуязвимый и всегда возвращался, хотя было время, когда дома его не было так долго, что казалось - это навсегда.

- Если бы я их потеряла, - продолжала она, - это было бы равносильно смерти. У меня никого не осталось бы.., никого! После Мелани... - Ее лицо вдруг сморщилось, казалось, она приняла решение. - Пойдем со мной, - позвала она.

Я поднялась, и она пошла к двери, которую я уже заметила.

Я вошла вслед за ней в эту комнату. Было довольно темно, так как свет проникал через маленькое зарешеченное окно. Я заметила распятие, перед ним столик, на котором стояли подсвечники. Это было что-то вроде алтаря.

- Иногда я прихожу сюда, чтобы побыть одной и помолиться, - сказала она.

Тут я увидела картину на стене. Это была молодая девушка, думаю, лет пятнадцати. У нее были светлые волосы до плеч, голубые глаза. Она была очень похожа на Фенимора.

- Она красива, правда? - спросила мать Фенимора.

Я согласилась.

- Моя дочь, моя Мелани!

- Я не знала, что у вас есть дочь.

- У меня была дочь! Увы, она умерла! Она склонила голову, как бы не в силах дольше смотреть на это миловидное личико.

- Я велела перенести портрет сюда: не могла видеть его каждый раз, как проходила по галерее. Я хотела, чтобы он висел там, где я могла бы смотреть на него в одиночестве, где бы я могла поплакать над ним, если хотела, посмотреть и запомнить!

- Это было давно? - спросила я.

- Три года тому назад.

Я не знала, хотела она продолжать разговор или нет, поэтому хотела выразить соболезнование, не показавшись любопытной.

- Ее убили!

- Убили?

- Я не могу говорить об этом... Она была слишком молода для замужества, я должна была не допустить этого и.., она умерла!

- Она была вашей единственной дочерью? Она кивнула.

- У вас есть еще сын! Ее лицо просветлело.

- Он лучший сын, какого может желать женщина! Слава Богу, у нас есть Фенимор! Но мы потеряли Мелани.., мою маленькую Мелани! Я часто говорила себе: я не должна была допускать этого! Я никогда не забуду тот день, когда она сказала мне, что у нее опять будет ребенок.

- У нее уже были дети?

- Нет, попытки, и все напрасно! Было ясно, что ей не суждено выносить ребенка, и, когда она сказала мне, что она опять.., ужасный, леденящий душу страх вдруг овладел мной, будто вошел ангел смерти! Это было здесь, в этой комнате. Я как сейчас ее вижу, страх на ее прекрасном молодом лице, я хотела... Мне не следовало это тебе говорить.

- Пожалуйста, говорите, если хотите. Я уважаю вашу откровенность.

- Она была так не похожа на тебя, у нее не было твоей силы. Она не была создана рожать детей, она не должна была выходить замуж! Если бы можно было вернуться назад, я бы никогда не допустила этого! И мы потеряли ее...

Она протянула руку, и я крепко ее пожала.

- Я хотела, чтобы ты знала, - сказала она, - потому что.., потому что.., ты.., ты кажешься одной из нас!

Она как будто делала мне предложение от имени своего сына.

***

В этот день приехал отец. Дом внезапно стал более шумным. На отца произвел впечатление Прайори - дом немного потешил его самолюбие, ибо показался ему не таким величественным, как Лайон-корт. Еда наша стала более изысканной, и обедали мы теперь в большом зале, а не в зимней гостиной. Обед нам подавали в одиннадцать часов утра, а ужин - между семью и восьмью. За столом много говорили, отец мой часто совещался с Фенимором и его отцом. Я думала, что они прекрасно ладили и что отец все более и более заинтересовывался проектом.

Но у него не было намерения оставаться надолго: он очень хотел уехать. Каждое утро он отправлялся на побережье и шел на свой корабль. Он собирался плыть вокруг Лендс-Энд к северному побережью и через три недели возвратиться домой. Матушка и я должны были вернуться тем же путем, что мы приехали сюда.