Елена Катасонова - Алгоритм счастья

- Я рад, рад, - испугался он. - Как я могу быть против?

- Не рад - так и скажи!

- Да рад я, очень рад, - бросился к Рите Олег, схватил ее, стиснул в объятиях, не позволяя вырваться. - Только моя бы мама обиделась, - не удержался от объяснений.

- А моя - нет, - тихо сказала Рита, положила голову на плечо Олегу и закрыла глаза. - Для нее главное - театр, спектакли, ее сопрано, а я...

Голос у Риты дрогнул. Она затихла в руках Олега, и он понял, что задел что-то тонкое, прикоснулся к хрупкому и больному, тому, что может разбиться от неосторожного движения или слова.

- Прости меня, ласточка, - виновато шепнул он и погладил Риту по голове. - Прости, дорогая моя, хорошая...

Он сам не знал, за что просит прощения - за неосторожные ли слова, за нечуткость, за то, что чего-то не знает? Но это было не важно. Он обидел Риту, а значит, перед ней виноват. Олег снова погладил Риту по голове, и она заплакала: так ласкал ее только папа.

Она плакала, плакала и была не в силах остановиться.

Страшное напряжение трех безумных дней - танки, листовки, омоновцы, снайперы на крышах, а внизу замыкают кольцо бэтээры, и она, Рита, в этом кольце, пылкие речи с балкона Белого дома, церковное пение, столь странное, неожиданное в атеистической буйной стране, а потом - тишина в пустом общежитии, мужская, сдержанная, горячая нежность, горделивое сознание, что ты стала женщиной, и почему-то печаль, будто что-то в ее жизни кончилось, ушло навсегда, никогда не вернется... Все это, вместе взятое, вызвало горькие слезы, и щемило сердце, напоминая о том, как другая рука, самого близкого человека, так же гладила ее волосы.

- Родная моя, - шептал Олег, - все будет у нас хорошо, вот увидишь!

- Я не потому, не поэтому, - всхлипывала, успокаиваясь, Рита.

- Ну, поехали? - бодро спросил Олег, чтобы Рита, не дай Бог, в нем не засомневалась.

А ведь и ему было страшно, новая жизнь начиналась и у него - полная любви и тревог, нежности и упреков, взаимной притирки, недоразумений, ссор, примирений, ответственности за другую душу... Знать этого он, конечно, не мог, но древний, как мир, инстинкт подсказывал, что жизнь станет намного сложнее, интереснее, беспокойнее.

- Поехали! Закрывать чемодан?

- Да, поехали. Посидим на дорожку.

***

Успех был ошеломляющим. Корзины, букеты, охапки цветов, и снова и снова, подчиняясь шторму оваций, раздвигался тяжелый занавес. Декорации были новыми, и новыми были костюмы - ленты, монисто, расшитые самыми фантастическими узорами украинские белоснежные кофты. А уж сама волшебная ночь...

Осветители превзошли себя, посылая на сцену лунный, призрачный свет.

Аркадий пришел за кулисы, влюбленный, как в первый день.

- Катенька, ты - прелесть!

Театрально преклонив колено, преподнес колье в бархатном узком футляре.

- Что ты! Зачем? - вспыхнула от радости Екатерина Ивановна.

- Монисто же придется сдать, - пошутил, радуясь ее радости, Аркадий Семенович. - Поехали!

Грим можно снять дома. Пусть дочка видит, какая у нее мать красавица.

- Ох, я и забыла тебе сказать, - устало потянулась Екатерина Ивановна. - У нас новость...

- В машине расскажешь.

- Да нет, ты послушай... Я, может быть, через год стану бабушкой!

- Никогда ты не станешь бабушкой, - решительно возразил Аркадий Семенович, который сразу все понял, - даже если у тебя будет сотня внуков.

- Ну уж и сотня! - серебряным колокольчиком рассмеялась Екатерина Ивановна и накинула на себя бежевый плащ.

Как легко, как весело ей всегда с Аркадием! После раздражительного, печального, больного Кости какое это отдохновение, хотя только Костю она и любила...

- А может, Риты и нет, - с надеждой сказала Екатерина Ивановна, когда уселись они в машину. - Может, она гуляет.

- Ночью-то? - засомневался Аркадий Семенович, боясь, что Катенька сглазит.

- Так ведь какая ночь, - напомнила Екатерина Ивановна. - Ночь победителей!

- Она же была вчера?

- Ну и что? Молодежь все никак не напразднуется.

Оба они засмеялись, как смеются взрослые над детьми. Подъехав к дому, не сговариваясь, вскинули глаза к окнам. Темно. Но это еще ничего не значит.

Поднялись на пятый этаж. Екатерина Ивановна осторожно повернула ключ в замке.

- Рита? - позвала в темноту. - Наверное, спит. - Надев теплые тапочки, скользнула в комнату. - Зажги свет, - шепнула Аркадию Семеновичу, оставшемуся в передней.

Щелкнул выключатель.

- Катенька, тут записка у зеркала.

Екатерина Ивановна вернулась, взяла записку, прочла и села тут же, в прихожей, на ящик для обуви.