Елена Катасонова - Всего превыше

- У вас когда экзамен?

- Послезавтра.

- Пойдем после экзамена на выставку?

- На какую выставку?

- Одного художника. Он вообще-то не выставляется...

Лиза смеется.

- Значит, он не художник.

Но Артем серьезен.

- Это ничего не значит. А не выставляют, потому что авангардист. Или модернист. Я в этом не разбираюсь. Короче - не в русле... Друзья пробили выставку в одном клубе, на самой окраине, в фойе. Еле уломали директора: ужасно боялся, а чего - сам не знает. Пошли, а? Жаль парня. Никакой о выставке информации, никаких афиш! Только у дверей клуба болтается какая-то бумажка. А тут еще этот мороз: люди нос боятся из дому высунуть. Поддержим искусство? Борька с Ирой идут тоже.

- Ну раз идет Ира...

Лизе было все равно. Она потеряла Жана - это главное, что с ней случилось. Остальное не имело значения. И еще надо как-то оторваться от Сашки, забыть ту безумную ночь. Ведь это о нем писал Жан: "Лиза, не надо!" Почему он вспомнил в письме про Большой театр и как предал друга Онегин? Почему писал о том, как невозможно было бы ему бегать за Ирой? Словно чувствовал что-то, предупреждал... Теперь кто угодно, только не Сашка!

Артем покосился на Лизу. Какая она хорошенькая! И эти короткие сапожки, и пушистая шапка с помпончиками, а из-под шапки выбиваются пепельные волосы, как туман... О чем она думает?

- О чем ты думаешь? - прижал он к себе ее локоть.

- Об этом художнике. Ему, наверное, трудно. И почему он должен писать, как все? Почему его работы не выставляют? В чем, скажи, здесь опасность?

- Опасность? - не понял Артем.

- Ну да, - подтвердила Лиза. - Власти ведут себя так, словно эти несчастные авангардисты делают бомбы. Помнишь постановление - когда-то давно - "Сумбур вместо музыки"? И как травили Зощенко и Ахматову? Потом всю эту травлю назвали неправильной, осудили. Почему же теперь все начинается снова?

Она раскраснелась, пошла быстрее, голос ее звенел в чистом морозном воздухе. Артем слушал Лизу с нарастающим изумлением: хорошенькие девушки не должны быть такими умными! И политика - не их дело. Знал бы он, кто заставил Лизу обо всем этом задуматься! Жан помог ей понять. Она и сама что-то такое чувствовала: смутное разочарование, неясную тревогу казалось, старое возвращалось в общество. Но Жан знал много больше.

- Сила государства в том, какую степень свободы может оно контролировать, - говорил он. - А какая степень свободы у вас? Никакой! Значит, и государство слабое.

- Что такое ты говоришь? - не из убеждения, а от обиды возразила как-то раз Лиза.

- А вот увидишь. Проедите свою нефть...

- Как это - проедим?

- Ну, вы продаете нефть и покупаете мясо...

Лиза так ясно услышала голос Жана, что испуганно оглянулась. Улица белым-бела, светят желтые фонари, и по-прежнему, кроме них, никого. Где ты, Жан? Темное, родное лицо, высокая фигура в беспечно расстегнутой куртке и ботинках на толстой подошве. Почему его к ней не пускают? А картины художника не выставляются - почему? Постой, при чем тут художник? Какая тут, между этими двумя событиями, связь? Какая-то есть... Чтобы все - как один, и один - как все. С детства помнила Лиза какой-то такой лозунг.

- А на выставку пойдем обязательно, - с непонятной Артему горячностью сказала она. - Сдадим экзамен и сразу пойдем.

6

Сдали историю партии - самый трудный, противный экзамен. Никакой арабский с ним не сравнится! Столько пустых слов, обещаний, нарочитой уверенности, столько дат, лиц и событий - мелких, ничтожных! И съезды, и пленумы, и еще какие-то сборища, и все их нужно запомнить, а они так друг на друга похожи, особенно пленумы: на одном решают что-то там ликвидировать и тогда - только тогда! - расцветет пышным цветом сельское хозяйство, на втором - это, ликвидированное, но уже под другим столь же длинным названием решают восстановить... О Господи, как это все упомнить? Впрочем, Лиза и не собиралась запоминать. Понаделала шпаргалок - и все дела. А Ира честно учила, изо всех сил стараясь понять, разобраться - в этом ей помогал отец: когда-то вел семинары. Соответственно Лиза получила "отлично", Ира же "хорошо". Вконец обнаглев, Лиза даже не удосужилась шпаргалку переписать, так по ней и шпарила, то заглядывая в листок, то глядя на преподавателя честным, преданным взглядом.

- В другой раз слушайся старших, - сказала она огорченной Ире. - Из-за этих поганых пленумов сорвалась повышенная стипуха. А ведь она летняя, длинная...

- Да ладно, - постаралась взять себя в руки самолюбивая Ира. - Предки подбросят. Я же не в общежитии!