На три дня Мелисанда с головой ушла в работу. Распорядок ее дня был жестким. По утрам она совершала обычную пробежку, затем отправлялась в архив, где работала Марта, и покидала его, лишь когда он закрывался.
Однажды Марта, встревоженная такой одержимостью, воскликнула:
— Нельзя же просиживать над книгами по двенадцать часов кряду!
— Мне нужно успеть многое сделать, — ответила Мелисанда.
Вечерами после ужина, приготовленного для нее сеньорой Амаду, Мелисанда запиралась в кабинете и продолжала трудиться.
Ей действительно нужно было многое успеть сделать за короткий срок, но в душе она понимала, что не это главная причина ее одержимости работой. Она изо всех сил старалась забыть Алекса Роубсона, но ей это не удавалось.
Даже во время пробежек по пляжу или занятий португальским языком она невольно вспоминала о нем. А поздно вечером, когда она ложилась в постель, его образ непременно возникал перед ней, стоило ей только закрыть глаза. Порой он смеялся, но чаще смотрел на нее с недоверием и усмешкой.
Эти видения становились все настойчивее день ото дня, превратившись в конце концов в навязчивое наваждение. И как Мелисанда ни старалась, она ничего не могла с этим поделать. Это ее пугало.
Но особенно расстраивалась Мелисанда не столько из-за оскорбительного подарка, с негодованием отвергнутого ею, сколько из-за того, что он поставил ее в один ряд с предшественницами и, следовательно, не придавал их отношениям особого значения.
Тогда, в торговом зале, Алекс всячески давал ей понять, что он привык делать такие подарки своим женщинам и уверен, что и она с радостью примет серьги, не устояв перед золотом и драгоценными камнями.
Мелисанда не пыталась обмануть себя, она признавала, что всерьез увлечена этим мужчиной. После поездки на вершину Корковадо ей показалось, что это увлечение перерастает в любовь. И безусловно, Алекс подкупил ее тем откровенным разговором на тему, которую, как ей казалось, он вряд ли стал бы обсуждать с людьми своего круга.
Алекс притягивал ее. Его мужское обволакивающее обаяние, страстность, ум, всесторонние знания, увлеченность историей своей страны — все привлекало ее в нем. Он не был похож ни на одного из знакомых мужчин Мелисанды.
Но он оскорбил ее своим «подарком» и нанес ей душевную рану сомнением в бескорыстности ее доброго отношения к нему. Ей требовалось время, чтобы эта боль стихла.
Сожалеть о случившемся было бессмысленно, однако надо было чем-то заглушить глубокое разочарование, захлестнувшее Мелисанду, а поскольку единственным известным ей лекарством была работа, она корпела над книгами, надеясь утопить свою горькую досаду в море чужих трагедий, произошедших настолько давно, что память о них сохранили только пожелтевшие страницы и выцветшие чернила.
Толку от такого самолечения было мало, но иного выхода Мелисанда не видела.
Вечером на третий день после рокового посещения центрального офиса компании Алекса Роубсона, когда Мелисанда пребывала в полном отчаянии, утратив даже всегда выручавший ее интерес к работе, в дверь кабинета постучали. Она вздрогнула, вернувшись к реальности, и в следующий миг дверь распахнулась, и в проеме возникла рука, сжимающая букетик маргариток.
Затем появился и сам Алекс Роубсон, пристыженный, но чрезвычайно привлекательный.
— Я не отважился сразу предстать перед вами целиком, — заявил он, обворожительно улыбнувшись. — Решил, что лучше лишиться одной руки, чем головы. Но теперь я перед вами, с букетиком цветов, за которые заплатил уличному торговцу всего несколько монет.
— Что вовсе не гарантирует вам безопасность! — парировала Мелисанда, вопреки желанию расплываясь в улыбке.
— Так я и предполагал! — Алекс наморщил лоб. — Но у меня в кармане белый носовой платок. Может быть, помахать им на всякий случай?
Мелисанда лихорадочно пыталась сообразить, почему она испытывает почти щенячий восторг из-за его появления. Ведь у нее нет никаких оснований доверять ему, а напротив, есть весомый довод в пользу того, что этого типа лучше забыть.
— Белый флаг выбрасывать не надо, но на вашем месте я бы оставалась начеку. Я готова отложить дробовик в сторону, если вы пожаловали с извинениями. Но имейте в виду, что оружие останется у меня под рукой в состоянии полной боевой готовности!
— Это вполне честно! — Алекс дружелюбно улыбнулся. — Я действительно пришел извиниться. Признаю, что вел себя довольно бесцеремонно, и смиренно прошу меня простить.
Читать дальше