Альфред Билл - Невеста оборотня

Пинг-пинг-пинг! Нежный серебристый звон маленьких часов, отбивающих время. Я сосчитал три удара. А ведь Сен-Лауп покинул меня гораздо позже трех часов, но раньше четырех. Эта загадка заставила меня очнуться от сна. Догоревшие дотла свечи дымились в своих покрытых сажей гнездах; огонь стал горкой пепла; комнату заполнил холод, сумрачные утренние лучи, прокравшиеся между задернутых занавесок, высветили мне циферблат часов. Они показывали семь. Я, должно быть, слышал только последние три удара. Мы уже на полчаса опаздывали к назначенному сроку дуэли. Не ушел ли Сен-Лауп без меня? Я подбежал к двери его кабинета и постучал, снова постучал и только после этого вошел. В комнате не горели свечи; не горели ни одна даже из тех, что стояли в канделябре. Но между незадернутыми занавесками проходило достаточно света. На кровати в эту ночь не спали; на письменном столе лежали ручки и бумаги в том четком порядке, в котором прислуга Сен-Лаупа их разложила.

Неужели он спасся бегством? Был ли этот человек трусом, почувствовавшим, что судьба наконец-то свела его с опасным дуэлянтом, и в нем не нашлось достаточного мужества, чтобы сойтись с ним в честном поединке. Вне себя от волнения, я с безумной надеждой окинул взглядом комнату, стараясь найти хоть какие-то признаки приготовлений к поспешному бегству. Но не заметил ни одного. Многочисленная одежда в ненарушенном порядке висела в шкафу. Плети, кнуты, хлысты, кобуры, пистолеты, шпага с инкрустациями строгой утонченности из слоновой кости и серебра находились на той же вешалке, где я видел их в последний раз. Только тот вызывающий суеверный страх трофей из Африки, тот наводящий ужас ремешок из кожи ребенка черкесской одалиски, казалось, был убран в какое-то другое место. Во всяком случае, я не увидел его, и вздох облегчения вырвался из моей груди. Ибо образ этой тонкой изящной полоски не давал мне покоя с того дня, когда Сен-Лауп вложил его в мою руку.

Я быстро прошел по остальным комнатам дома, кинул беглый взгляд на наполненные ароматом свадебные покои, увидел отмытую и до блеска отполированную неприкрытую наготу кухни. Возможно, невольно всплывшие в моей памяти детали обстановки той комнаты, которые я заметил в прошлый раз, освещенные сейчас тусклым утренним светом, натолкнули меня на следующую мысль. Допустим, Сен-Лауп слышал какие-то сплетни об этом саде и, подобно старому Питу, шагнул из дома навстречу такой же судьбе! Дверь была заперта на щеколду, засовы и тяжелая перекладина сняты. Я рванул дверь, она открылась. Я мог услышать капанье стекающей с карнизов воды, мог услышать мерный шум дождевых струй. Я мог увидеть короткие прямые прутики по ту сторону разрушенной стены. Не порывы ветра расстроили их четкий вертикальный строй и встряхнули чистые прозрачные капли, нанизанные, словно бусинки, на каждый стебель кустов, окаймлявших садовые дорожки. Я мог слышать и видеть все это, говорю я сейчас, потому что я должен был слышать и видеть это тогда. Но я не могу вспомнить, что я их видел и слышал. Когда я пытаюсь вспомнить эти детали, у меня перед глазами встает только один образ - отпечаток голой ступни на пропитанной влагой глинистой тропинке у моих ног.

Изящный, с крутым подъемом, он был достаточно хрупок и нежен, чтобы принадлежать миниатюрной женщине, и он был точной копией того отпечатка, который несколько недель назад так поразил эсквайра Киллиана и меня, нашедших его в пепле у того самого камина, который только что согревал меня. Он вел прочь от дома. Но прежде, чем мне удалось взять себя в руки и начать поиск других таких же следов на блестящей от дождя тропинке, странный звук заставил меня вздрогнуть. Похожий на глухое рычание, он доносился из дальнего конца сада. Моей первой мыслью было, что это волк пробрался в сад, я бросился обратно в дом и, с треском захлопнув за собой дверь, приник к глазку. Но затем я вспомнил, что Сен-Лауп отремонтировал одно из небольших надворных строений около пролома в стене, чтобы его громадная собака могла там спать, если бы ей надоело ее место на задней веранде дядиного дома, как она иногда, кажется, и делала. Вполне вероятно, что Де Рец услышал, как я вышел из дома и бросился на этот шум, подумал я, однако в звуке, который я слышал, не было ни гнева, ни тревоги, а, скорее, лишь нотки удовлетворения. В следующее мгновение я собрался вновь открыть дверь и, конечно, обнаружил бы тем самым свое присутствие; но что-то зашевелилось в дальнем конце дорожки и удержало меня там, где я стоял.