С каждым днем для совершения моего утреннего туалета мне требовалось все меньше и меньше времени; упражнения левой рукой в искусстве письма, которым я посвящал время до полудня, стали даваться мне легче, а их результаты становились все менее неразборчивыми. Вскоре я перенес эти занятия в бухгалтерию моего дяди и добился того, что в большинстве случаев мои усилия не оказывались тщетными. В то же самое время я пришел к выводу, что, проявляя осторожность, я смогу в своих дневных верховых прогулках обходиться без помощи мальчика-конюха. Доктор разрешил мне ходить без перевязи; и с помощью петли на поводьях, накинутой на мое правое запястье, я мог, натягивая и ослабляя их, управлять своей лошадью. Каждый вечер, когда я поднимался из своего подвала, мои глаза были наполнены жгучей болью от пороховой гари, грома и вспышек выстрелов моего пистолета, стреляющего в тесном и узком канале подземелья, а сознание с удовлетворением отмечало, что рука моя становится все тверже, а кисть проворнее.
Однажды в самом начале этого периода преодолений и маленьких побед я навестил Фелицию. И в этот день мои возрожденные смелость и отвага, быть может, как ни в каком другом случае, избавили меня от того, что легко могло стать причиной новых бед и несчастий. Хиби, новая служанка, открыла на мой стук дверь и сказала мне, что Фелиции нет дома. Я пришел на следующий день и услышал от нее тот же ответ. Глубоко уязвленный известием о помолвке Фелиции, я бы, конечно, покинул это место, тем более что располагал убедительными доводами, свидетельствующими о том, что девушка находится в доме. Но тренировки на свежем воздухе сделали меня сильнее и дали право быть подозрительнее. В манере служанки держать себя было какое-то оскорбительное высокомерие, которое, в этом я был твердо убежден, не являлось отражением чувств ее госпожи ко мне. Поэтому я ответил с той мерой независимости, которую позволяло мне мое родство с Фелицией, что останусь в доме и буду ждать возвращения госпожи. И когда через несколько минут Фелиция вошла в гостиную, я не удивился ее появлению. Однако она удивила меня спустя минуту, когда, выслушав мой ответ на свои упреки на мою невнимательность к ней, девушка вдруг поднялась с дивана и, тихо подойдя к двери, неожиданно широко распахнула ее. Хиби, которая, должно быть, стоя на коленях перед дверью, прижималась ухом к замочной скважине, растянулась во весь свой грациозный рост прямо у ног Фелиции.
- Сходите за Барри и возвращайтесь вместе с ним, - строго приказала Фелиция служанке; и когда оба слуги встали перед ней, продолжила:
- Барри, дайте этой девушке какую-нибудь работу, которая целиком займет до ужина ее время. Облицовочные плитки на кухне требуют хорошей чистки, я заметила это сегодня утром.
- Когда она пожалуется своему хозяину, - продолжала Фелиция после того, как дверь гостиной закрылась за ними, - он, я надеюсь, поймет, что я не намерена позволять своей служанке по отношению к моим друзьям чего-то большего, чем подслушивание у замочной скважины.
- Своему хозяину? - недоверчиво и бестолково воскликнул я. - Вы не можете поверить в то, что это наш дядя поставил перед ней такие задачи!
- Наш дядя? Нет, мой дорогой кузен. Мой жених, граф де Сен-Лауп, является, как бы он не уверял меня в противном, ее хозяином. И в своем отношении к вам она руководствуется его приказаниями; и она...
Я остановил ее. Голос девушки был наполнен едкостью и цинизмом, которые были мне отвратительны. Но кроме моих прежних возражений, которые она даже не позволила мне высказать, мне нечего было больше сказать.
- Роберт, - мягко произнесла Фелиция, - разве вы пришли в этот дом не за тем, чтобы доставить мне удовольствие? Тогда давайте лучше поговорим о приятных вещах, например, о значительном улучшении вашего здоровья и новых силах, которых вы набираетесь с каждым днем. Сейчас, как только я взяла вашу правую руку в свои, я сразу почувствовала ваше решительное пожатие.
- Если эта рука когда-нибудь вновь обретет возможность двигаться, она сожмет вас в объятиях, - сказал я ей.
***
Когда я смотрю с высоты прожитых лет на то несчастное время, мы двое кажемся мне похожими на тех первых, подвергающихся гонениям христиан, которые в исступленном восторге ласкали орудия страшных пыток, приносящих им немыслимые страдания и мучения. Оставив все надежды, мы все равно стремились к встречам, приносящим нам только боль и страдания, не избегая даже тех, при которых, мы знали, будет присутствовать наш мучитель. Я, не произнося по этому поводу ни слова, восстановил мой старый обычай ужинать у дяди по пятницам, хотя этот день недели был одним из тех регулярных дней, когда Сен-Лауп также присутствовал за столом, и, наблюдая нас вместе, испытывал при этом жестокое наслаждение. В этом я был уверен.
Читать дальше