Джейн Портер - Обещание Кристоса

- Это были приличные работы, - чуть слышно проговорила она, кровь отхлынула от ее лица.

- Да, приличные, но уж слишком отличающиеся от той жизни, к которой ты привыкла.

- И что из этого следует?

Улыбка сползла с его лица, и он, наклонившись вперед, взял ее за подбородок.

- Ты восемь лет пыталась скрываться от своего отца.

Она открыла рот, но не произнесла ни звука.

Кристос пристально глядел на девушку, приблизив свое лицо к ней, и видел каждую вспышку в ее глазах.

- Но какое-то время ты была свободна. Ты рисовала, путешествовала, общалась с теми, с кем тебе хотелось. Но потом ты вдруг заболела, и заботливый отец поместил тебя в больницу в Берне. Больше он тебя от себя не отпускал.

- Но он не сумел завоевать мою душу! И никогда не сумеет. - В ее глазах опять появился вызов.

Его голос потеплел, взывая к ее разуму:

- Подумай об этом, Алисия. В Греции ты беспомощна. Твой отец - глава семьи, у него абсолютный авторитет. Он имеет право выбрать тебе мужа. И он имеет право запереть тебя здесь. Он может сделать твою жизнь несчастной.

- Я здесь не пленница.

- Тогда почему же ты не уедешь?

Она задержала дыхание, полная внимания, ее глаза застыли, губы были плотно сжаты.

- Ну а если бы я был твоим мужем, - закончил он после короткой паузы, ты бы смогла уехать отсюда. Сегодня же. Ты наконец-то стала бы свободной.

Минуту она молчала, так же внимательно изучая его, как только что слушала. Потом проговорила:

- Греческие жены никогда не бывают свободны.

- Ну, может, не так, как тебе бы хотелось. Но ты сможешь путешествовать, будешь делать то, что тебе нравится, будешь сама выбирать себе друзей, - он перевел дыхание, - и ты сможешь опять начать рисовать.

- Я больше не рисую.

- Но ты сможешь. Я слышал, что ты это делала довольно неплохо.

Неожиданно Алисия рассмеялась. Она обняла себя руками, словно пытаясь оградиться, защититься.

- Должно быть, тебе очень нужны корабли отца!

Кристос почувствовал какую-то горькую радость, такого он еще никогда не испытывал. Он увидел себя таким, каким был. Деятельный, расчетливый, гордый, пекущийся только о своих собственных интересах. И эта женщина, эта привлекательная хрупкая молодая женщина знала, что она - средство достижения каких-то целей в бизнесе. Ее цена - это имя, ее ценность - приданое. На какую-то долю секунды он возненавидел всю эту систему, возненавидел себя.

Алисия увернулась от его объятий, сделала несколько шагов назад.

- Корабли, - прошептала она, - как же я их ненавижу.

- А мне они нравятся, - ответил он, представляя себе, как бы она смотрелась на картине: крутой изгиб шеи, нежная бархатная кожа, игривые завитки ее волос цвета дикого меда, ласкаемые солнцем. Он хотел эту женщину!

- Мистер Патере, вам никогда не приходило в голову, зачем такому могущественному человеку, как мой отец, отдавать свое богатство лишь для того, чтобы сплавить дочь?

Солнечный свет плясал у нее на голове, ветерок трепал уже вторую прядку.

- Я порченый товар, мистер Патере. Отец не смог бы меня выдать за местного греческого жениха, даже если бы очень постарался.

И даже более порчгный, чем он может себе представить, - Алисия отчетливо понимала это.

Непрошеные воспоминания о швейцарском санатории пришли на ум. Около четырнадцати месяцев она провела там, весь свой двадцать первый год, пока не приехала ее мать и не вытащила ее оттуда. Она нашла ей маленькую квартирку в Женеве.

Алисии нравилось в Женеве. Ни одного плохого воспоминания. И около двух лет она жила тихо, счастливо, работая в маленьком магазине одежды, находя убежище в своей небольшой квартирке. Раз в неделю она звонила матери в Оиноуссаи, и они просто болтали ни о чем.

Мама никогда не говорила с ней ни о санатории, ни о Париже. Алисия никогда не спрашива- ла об отце. Но они понимали друг друга и знали боль каждой.

Алисия не вернулась бы в Грецию, в дом отца, если бы не болезнь матери. У нее оказался рак.

Мрачный колокольный звон пробудил Алисию и напомнил ей о смерти матери и о похоронах.

Колокола продолжали звонить, и их перезвон был похож на скрип ногтя по доске. О, как же она ненавидела это место! Сестры делали все возможное, чтобы она чувствовала себя комфортно в стенах монастыря, но Алисия так хотела вернуться к жизни!

Сестра Елена, монахиня с непроницаемым лицом, сказала, что пора возвращаться.

Алисия почувствовала какое-то подобие паники, отчаяния, которое делало ее легкомысленной. Она не могла заставить себя покинуть сад и потерять надежду на свободу.