Бартл Булл - Отель «Белый носорог»

Гончие — вот еще одна, более серьезная проблема. Даже для этой породы собаки были слишком худы, короткошерстны и чувствительны. В этом гиблом краю все их природные качества развились до максимума. Выпирающие ребра делали их похожими на птичью клетку. У вожака по кличке Ланселот через все левое плечо шел безобразный шрам. Из четырнадцати собак уцелело только три — а ведь когда-то была лучшая свора во всем Уилтшире! Как почти все, вывезенное из Англии, гончие оказались слишком хороши для Африки. Из поколения в поколение их обучали поднимать оленя или зайца. Чуткие, легкие на подъем, собаки были просто не способны отказаться от погони. Их губило Хорошее воспитание.

Четыре особи за какие-то считанные секунды погибли на глазах у хозяйки во время охоты на льва, которая поначалу напомнила ей ирландскую охоту на хищников. Преследуя в долине громадного зверя с темной гривой, свора истощила его терпение. Лев остановился и подпустил их поближе. И вдруг — молниеносный выпад — и гончая с перебитым хребтом летит вверх тормашками, как волан. Прежде чем Адам, никогда не отличавшийся снайперскими достоинствами, уложил его из своей винтовки — и то с четвертого выстрела! — лев умертвил еще троих. Не говоря уже о том, что последняя пуля прикончила раненую!

Еще двух собак, подсчитывала Сисси, задрала гиена, когда они тащили из густых зарослей подстреленную антилопу. Еще одну утащил леопард — прямо с охотничьей стоянки. Как она надрывалась, бедная, когда гигантская урчащая кошка волокла ее в буш! И надо же — другие собаки отказались броситься в погоню. Остальные смерти были не столь драматичны: болезнь, перебитая лапа, змеиный укус.

Даже теперь три оставшиеся собаки с короткой памятью стрелой неслись впереди наездниц, бросаясь то вправо, то влево, фыркая и вынюхивая дичь. Сисси пришпорила лошадь, пуская ее в легкий галоп. Удача тотчас отреагировала — резко набрала скорость. Анунциата покачнулась. Вскоре лошади уже неслись во весь опор. Собаки начали травить. Удача натягивала удила, норовя захватить лидерство.

Сисси первая заметила блестящую черную стрелу, летящую низко над землей. Шакал! Вот теперь посмотрим, умеет ли шлюха ездить верхом!

Она видела: Анунциата дает лошади неправильные команды. Движимая одним-единственным стремлением удержать равновесие, наездница привстала в стременах и наклонилась вперед, к лошадиной холке. Не чувствуя тяжести седла — так бывало, когда жокей пускал лошадь в галоп, — Удача всей душой отдалась бешеной скачке.

Шакал, гончие и лошади, точно безумные, неслись сквозь колючий кустарник — буш. Совсем как настоящая английская охота, подумала Сисси, вот только в финале не будет приличной еды и выпивки — отпраздновать победу.

Шакал изгибался и вилял, используя как укрытие каждый куст и каждую выбоину, каждый камень и каждое дерево. Собаки бежали, низко пригнув головы и вытянув морды вперед. Впалая грудь ходила ходуном, словно кузнечные мехи. Гончие неслись во весь опор по дикой местности, преодолевая препятствия. Колючий шип пропорол Ланселоту нос и выколол левый глаз; однако пес, ни секунды не мешкая, бросился вместе с братьями на штурм следующих кустов. Сисси придержала свою лошадь. Опытный наездник пришпоривает на открытой местности и сдерживает скакуна в густых зарослях. Зато Удаче никто не мешал. Она вся покрылась потом; из пасти показалась пена; глаза округлились и горели, когда она неслась по прямой за гончими. Анунциата больше старалась удержаться в седле, чем контролировать лошадь; может быть, даже рассчитывала возглавить гонку. Собаки разделились, чтобы обогнуть высокое, все в колючках, дерево. Заставив свою лошадь податься немного в сторону, Сисси не оставила Удаче пространства для маневра. Анунциата что было сил прижалась щекой к взмыленной шее лошади. Ее левое колено зацепило ствол. Женщина вскрикнула и вылетела из седла.

Сисси резко осадила лошадь и, описав круг, подъехала к Анунциате. Оглушенная падением и онемевшая от боли, та застонала и прикусила губу.

— С вами все в порядке, дорогая? — спросила Сисси. — Я волнуюсь за собак.

— Наверное. Только нога болит. Оставьте меня, поезжайте. Задержите мою лошадь.

Сисси нахмурилась и потрусила за Удачей и гончими. Теперь шлюха несколько недель проваляется в постели. «После стольких лет прозябания в "Белом носороге", — подумала Сисси, — я имею право на небольшую потеху».

Пальцы мясистой руки Оливио шарили в карманах белого мятого пиджака. Он с заботливостью часовщика вынимал каждый предмет и клал на место. Чувство опасности и пугало, и будоражило. Оливио вспомнил тот единственный случай, когда его поймали с поличным. Жалкий гоанский беспризорник, увечный и неприкаянный, он не гонял с индийскими мальчиками мяч на улице или с португальскими — во дворе школы. У него была своя игра — перебирать содержимое ящиков стола или комода, запоминая точное расположение каждой вещи и оставляя каждую книгу или шарф сложенными в точности, как раньше.