Ольга Сакредова - Терем желаний

Никогда она не увидит этого пейзажа... Валера направил мысли в другую сторону. Он мог показать ей столько красивого, рассказать столько интересного для нее, для них обоих. Он не сделает этого, и она еще не раз пожалеет, что так обошлась с ним.

К дому подъехал грузовик, начал выгружать песок. Валера отогнал гнетущие мысли и прыгнул на доску. Он успел почувствовать мокрый холод металлических креплений - больные суставы непроизвольно разжались, - понять, что ему не избежать удара и времени увернуться нет. И в этот миг он ощутил нокаутирующий толчок в подбородок. Руки схватили воздух, и пронзительная резкая боль заглушила сознание.

Последнее, что он запомнил, - туман, кричащие люди и Маша, как надежда на спасение.

Глава 12

Маша посмотрела на часы. Они недавно отбили пять. Ожидание, сомнение, радость и тревога в тугой клубок сплели ее мысли. Она знала, что виновата во всем и Валере трудно будет понять и простить. Где та желанная свобода без любви и ответственности? Маша готова была стать рабыней Валеры, только бы рядом, только бы вместе.

Но утренний необычайный подъем после молчаливого разговора с Валерой неумолимо снижал высоту. Все помыслы Маши направляла на то, чтобы удержать восторженное состояние, выше и прекраснее которого она не знала, разве что когда они любили друг друга в последнюю ночь.

Часы отзвенели шесть, а Валеры не было.

- Машенька, тебе пора домой. - Елена Николаевна остановилась возле стола, чтобы занять место библиотекаря.

Маша поднялась, но одеваться не стала.

- Я выберу для себя книги, - сказала она, отходя к стеллажам.

Какие книги?! Разве она могла думать о чем-то другом, кроме Валеры, кроме своей любви?

Половина седьмого. Валеры нет.

В семь часов Валеры не было. Пришел Глеб Станиславович, скромно пожаловался на туман, слякоть и ревматизм. Пробовал завести с Машей давнишний спор, но она отвечала рассеянно, не отрывая глаз от двери, и старик оставил надежды на беседу, а вскоре ушел.

Валера так и не появился. По дороге домой Маша вела отчаянную борьбу между отголосками влюбленной восторженности и пониманием того, что она разрушила любовь и будущее.

В десять утра она столкнулась с Еленой Николаевной у двери библиотеки, объяснив ранний приход забывчивостью и заверив, что будет работать до закрытия. Она вздрагивала всякий раз, когда звонил телефон, и сникала, когда заведующая вела разговор сама.

В этот день Валера тоже не пришел. И на следующий не дал о себе знать. И приходило осознание, что это конец. Валера не простил. Что ж, он прав. Нужно все забыть и начинать новую жизнь. Ту, к которой она так стремилась раньше и которая опостылела, не успев начаться. В ней все бунтовало против такой свободы, и Маша упорно отгоняла эту мысль. Она покорно смирилась с печальной участью, но не могла согласиться с тем, чтобы отдать прошлому свою единственную (теперь она знала наверняка) в жизни любовь. Она надеялась. Надеялась и ждала. Хоть бы знать, хоть удостовериться одним глазком, что Валера жив, что он есть.

В пятницу Маша проверяла картотеку и неожиданно решила позвонить ему. Идти к Валере домой было бы сущим безумием, но позвонить, услышать его голос... И повод есть: он задолжал книги, взятые в областной библиотеке. Срок истек, и Машина обязанность напомнить ему об этом.

Едва дождавшись закрытия, когда никто не помешает и Валера должен быть наверняка дома. Маша подошла к телефону. В тысячный раз она повторяла заученную речь о должниках, о необходимости быть точным, о строгом контроле библиотечного фонда и не решалась снять трубку. Наконец, набрав побольше воздуха, подрагивающими пальцами она набрала знакомый номер. На другом конце провода раздались длинные гудки.

- Да? Слушаю! - раздался бодрый женский голос.

Маша, не успев сообразить, кинула трубку и отскочила от телефона, словно перед ней была гремучая змея. Сердце молотом бухало в груди, его пульсирующие удары отдавались болью в коленях.

Женщина. У него женщина!

Маша прижалась лбом к стене, сдерживая дрожь и призывая в помощь разум. Слабость в коленях начала отступать, и девушка доплелась до своего рабочего стола. Каким бы облегчением были слезы, но глаза оставались сухими до рези.

Так вот чего стоит его признание! Напрасно она кляла себя за жестокость, он быстро нашел утешение оскорбленному чувству. Почему-то в памяти траурной вуалью отразилось платье. Как робко он настаивал на подарке, уговаривая ее принять наряд. Завтра состоится новоселье. Что ж, есть кому продемонстрировать обновку и щедрость содержания новой любовницы.