Жюль Ромэн - Парижский Эрос

Аппетит у нее был небольшой. Читать меню, разбирать некоторые редкие названия блюд или такие, буквы которых мел раздавил на грифельной доске, было для нее большим развлечением, чем еда. Особенно ей были по вкусу острые закуски, креветки и ракушки. Салат с крутыми яйцами ее восхищал, и достаточно было прибавить к нему кусок лангуста или краба, чтобы ей показалось, будто достигнут предел в этого рода удовольствиях. Мяса она вообще не любила. В таких блюдах, как заяц по-охотничьи или почки в мадере, ее заинтересовывала только пикантность приправы.

Жерфаньону удалось ее уговорить выпить две-три рюмки вина. Она к вину не привыкла и объявила под конец, что у нее кружится голова. «Вы хотите меня напоить! Милостивый государь, вы хотите меня напоить!» — сказала она театральным тоном. «Вино мне… прежде всего, это для мужчин!.. Кофе — вот это так, кофе!..» Впрочем, последствия мнимого опьянения выразились только в том, что у нее слегка раскраснелось лицо, нежнее стали синие глаза и голова легче стала склоняться на плечо к Жерфаньону. Речи ее свободнее не сделались.

Правда, Жерфаньон ее не вызывал на откровенность. Наоборот, удерживал от нее. В этот вечер, по крайней мере, ему совсем не хотелось знать, почему дядя Этьен бросил тетку, живущую на улице Крульбарб. Он желал иметь дело только с Жанной. Ее родни он не приглашал, ее прошлого — тоже. Все эти втируши успеют навязать ему свое присутствие.

Охотнее он прослушал несколько эпизодов из жизни мастерской, которые она рассказывала довольно забавно… (Жалэз предвидел и эти эпизоды. Вот черт!..) Если пропускать мимо ушей подробности, не слишком стараться разобрать, что к чему («Тогда она ей говорит», «тогда та ей говорит…») и в чем заключаются взаимные обиды старшей мастерицы и мадмуазель Альмы, то все это жужжание звучит по-женски и по-детски, словно доносясь, как и другие шумы, из недр Парижа. Это — один из ароматов местности, одна из вестей с горизонта, один из тридцати двух секторов компасной картушки, — сектор, окрашенный в самый приятный цвет.

А затем, надо же было говорить о чем-нибудь. Уголок трактирчика, даже укромный, — это не спальня, где ничего не нужно, кроме ласк. И не мог же молодой человек заговорить о будущем общественном строе, Жан-Жаке или Бодлере. Ни даже о любви. Фразы, которые бы он произнес, показались бы девочке притязательно темными («Где он такое выуживает?»), а те, каких она могла ждать от него, увязли бы у него в зубах. По этой части он ограничился тем, что говорил Жанне об ее лице. Тема эта, впрочем, по-видимому интересовала ее.

Время от времени он брал ее за руку, пожимая ее, целовал в щеку или просил поцелуя. После десерта не побоялся погладить ее по талии, по груди.

Она напускала строгость на лицо и, бросая на него искоса взгляд, казавшийся довольно опытным, говорила:

— Знаем мы вас, знаем.

Площадь Тертр вокруг них, еще не захваченная элегантным Парижем, хранила в эту ночь под Рождество почти свой повседневный вид. У «Мамаши Катерины» и в других ресторанах обедающие были, по-видимому, обитателями этого квартала. Жерфаньон смотрел на них с некоторым почтением, принимая их за художников. Женщины казались ему роскошными и чувственными, судя по выражению их глаз и по манерам. Рисовалась ему вольная жизнь, трудная, быть может, но веселая; товарищи, дымящие трубками в мастерской и беседующие о своем искусстве; подобие учебной комнаты, но без гадкой казенной обстановки, без призрака экзаменов и с тем дурманом, который привносит присутствие женщин «с прекрасными бедрами» и «с прекрасной грудью».

— А, вот это хорошо. Добрый вечер, друг мой.

— Я пришел, потому что обещал. Но теперь меня злит, что я иду с тобою. У меня в этом обществе будет вид провинциального родственника, которого ты водишь по городу.

— Мы усядемся в сторонке. Никто не обратит внимания на нас. Мне, пожалуй, придется поздороваться при входе с Полем Фором, оттого что он как бы играет роль хозяина дома.

— Но… ведь тебе придется меня представить?

— Я пробормочу твою фамилию. И ты ему тоже пожмешь руку… Пустяки!.. Я хочу, чтобы ты это видел. Особенно сегодня возможно, что появятся три, четыре видные фигуры. Во всяком случае там будут Мореас и Поль Фор… Представь себе, что тебе понадобилось бы писать дипломное сочинение о собраниях Лафонтена, Буало и прочих в Отейле или о салоне мадам дю Деффан… Как бы ты бился над воссозданием атмосферы, повадок действующих лиц. Ты бы дорого заплатил за отрывок подлинной их беседы…