Анастасия Вербицкая - Ключи счастья. Том 1

— Маня!.. Маня. Да где же ты? Лошади ждут! — кричит Соня, выбегая из буфета на дебаркадер.

Маня оборачивается. Она — как пилигрим, стоящий у гроба Господня. Крупные слезинки повисли на ресницах.

Ландо, запряженное парой лошадей. Кучер Петро, седой и важный, двадцать лет уже живущий в доме, фамильярно болтает с Верой Филипповной.

Надо ехать сорок верст. И Соня любит эти часы, лучшие в дороге.

Когда степь, где вспаханная, где зеленая от ржи и пшеницы, но все же бескрайняя и могучая, обнимает их со всех сторон и свежий, немолчно дующий ветер ласково целует лица, — глаза Мани западают. И исчезает бесследно ее живость. Она вся отдается созерцанию.

Какая тишина после грохота целых суток! Как это они не заблудятся в этой пустыне, где все дороги одинаковы?

Вон растрепанное грушевое деревцо одиноко высится на горизонте. Каким чудом выросло оно здесь, в степи, далеко от всякого жилья? Вон старый тракт, обсаженный косматыми вербами. Им по двести лет и больше… Многие истлели внутри и держатся на одной коре. Двести лет! Кто здесь шел? Кто садился под ними, в тени? Куда спешили все эти люди, которых нет? Вольные казаки, гордые запорожцы… А раньше? Раньше?… Все народы шли по этой степи, как волны, сменяя волну. И гибли в ней, поливая ее своей кровью. Печенеги, половцы, татары… Маня закрывает глаза. «Что мне шумит, что мне звенит рано перед зарею?»… — звучат в памяти дивные строфы «Слова о полку Игореве».

— Гляди, Маня!.. Мельницы! — говорит Соня.

Какие они прелестные и смешные! Из-за холма видны только верхние крылья. Они похожи на громадных сидящих улиток.

А может быть, были такие в допотопные времена? Когда разные гады царили в темном дремлющем мире, полном неосуществленных возможностей, на заре земной жизни?

Вот они вылезли и сидят, уставившись на мимо едущих людей. Их огромные черные усы отчетливо Рисуются на горизонте. Ах!.. Шевельнулись… Вертятся. Какие славные!

Вера Филипповна недели две прожила в Москве и теперь без умолку расспрашивает о видах на урожай. Говорят о жите, просе, гречихе. О коровах, о соседях… Она ахает и сокрушается.

Как это люди живут, не замечая разлитой кругов красоты? Не умея благоговейно молчать среди это зеленой беспредельной пустыни, где только жаворонки смеют звенеть там… высоко… Так высоко, что и не видно глазом.

— Курганы, — вдруг говорит Соня.

— Где? Где? — кричит Маня, во весь рост вставая в экипаже.

На горизонте далеко-далеко мреют очертания огромных курганов. Сторожевых ли? Могильных? Кто знает? Кто скажет? Волны истории катились через них, унося даже память о племенах Ревниво хранят! они тайны ушедших…

С бьющимся сердцем Маня глядит на горизонт.

Когда через час езды ландо приближается к курганам, девочки, взявшись за руки, бегут по пыльной дороге, усыпанной голубым цикорием.

Вдруг Маня останавливается.

Курган весь распахан.

— Не пойду! — говорит она, отдергивая руку. Не хочу!

— Почему?… Взберемся! Оттуда видно так далеко…

— Не хочу! Не хочу…

Слезы повисли на ресницах, когда она садится в экипаж. Вера Филипповна огорчается. В чем дело?

Как странно, что они с полуслова не понимаю ее!

— Здесь Игорь шел с своими полками… Зачем вспахали курган? Зачем?

Вера Филипповна улыбается.

— Милая девочка… Это оттого, что земли мало дорожат каждым клочком.

— Голоден мужик, панночка! — подхватываем Петро, оборачиваясь на козлах.

Маня молчит, отвернувшись. Эти простые слова не утешают ее.

— Неужели опять будет голод, Петро? — спрашивает Соня. — И как возмутительно, мама! Такой чернозем! Столько земли! У нас учат, что Малороссия — житница России…

— Эх, панночка! Да разве это наша земля? Все панское… Все Шенбока… А у нас столько семейств на Амур выселяются!.. И, Боже мой! В Крым молодежь бежит… Дома есть нечего… — Он выговаривает «исть».

Соня задумывается. Ее большие глаза перестают сиять.

— А что слыхать, Петро, о столовой в Колтовонщине? Действует еще?

— А как же, панночка! Эконом закрыть собирался… Шенбок не позволил… Дай ему Бог здоровья! Жалеет людей…

— Кто? — вдруг спрашивает Маня. — Кто?

— Штейнбах, — смеясь, объясняет Вера Филипповна.

— Люди говорят, пока не поспеет жито, всех кормить будут…

— Вот как! Это делает ему честь! — небрежно роняет Вера Филипповна.

Село… Как непохоже на русскую деревню! На грязные, покосившиеся избы! Мазанки — чистенькие, беленькие — стоят как именинницы. Только окна почему-то закрыты в такую жару. Какие чудаки! Вот и вишневые садочки, и огороды. Пышные мальвы и георгины глядят через плетень. На золотых кустах чернобривца солнце словно забыло свое сияние.