Мила Бояджиева - 'Рим, конечно Рим!' или 'Итальянское танго'

Взвизгнув шинами, "мерседес" рванулся с места, метнув к ногам остолбеневшей девушки придорожный гравий, и замигав яркими, как новогодняя елка, огнями. Не успела Кристина перевести дух, как случилось нечто совсе уж невероятное: из окна удаляющегося автомобиля вылетели в пыльный бурьян её нежные, бархатные цветы.

Отметив капризную позу рыжеволосой спутницы великолепного брюнета, её руку с тонкой сигаретой и равнодушно-презрительно повернутый в сторону профиль, Кристина представила разыгравшуюся в мягком нутре "мерседеса" сцену. Девочку обидели - не преподнесли при встрече цветов. Она молчала и дулась всю дорогу, а когда заикнулась о своей обиде, кавалер мигом ринулся исправлять ошибку. Да что он, издевается что-ли? Притащил букетик огородной бабки в измятом целлофане?! Цветы вылетели в окно, парочка умчалась выяснять свои запутавшиеся отношения, обдав опешившую девушку шрапнелью мелкого гравия.

Кристина хотела подобрать гиацинты, ведь знала, сколько колдовала над ними бабка и как гордилась своим приработком к пенсии. Пошарила у канавы руками, но вдруг надменно выпрямилась и отшвырнула ногой букет. Не станет она рыдать от обиды над своими деревенскими цветочками и жалкой, третьесортной судьбой. А постарается устроить её сама - своей сообразительной головой и не дешевым, что бы ни говорили святоши и завистницы, телом.

Вот, оказывается, как все просто выходит - стоило элегантному кавалеру швырнуть в канаву бедный букет, и переворот в мировоззрении свершился. Ведь это не гиацинты полетели в придорожную канаву - полетела она, Кристина, выброшенная за борт великолепного корабля под названием "красивая жизнь". В тот вечер окончательно определилось в её сознании, что хорошо и что плохо, на что наплевать и забыть, а к чему стремиться изо всех сил, придушив робость, гордость, скрутив комплексы, называемые "моралью" и "хорошим воспитанием".

Права была Надька - с нищенским чистоплюйством теперь далеко не уедешь, - только сортиры за барскими задницами мыть. Не поняла урок, Тинка! И не разобралась, что не так уж они просты - расфуфыренные куколки с уставшими глазами. Вырвали свой кусок праздничного пирога у таких вот хиленьких цветочниц, которым ничего не остается, как зеленеть от зависти, да подбирать из придорожной канавы свои копеечные букеты...

Ах, как трогательно, как победно благоухали в ту ночь гиацинты! И казались, ведь казались же, посланцами неведомого средиземноморского рая!

Наплевать на "морально-нравственную" чушь, которой накачивали тебя с детства люди, погрязшие по уши в своем мизерном, "порядочном" существовании, оказалось совсем несложно. Если хорошо знать, что хочешь. Тогда и караулить Надьку у многоэтажной белой башни, где когда-то находилась квартира её родителей, не зазорно. Блочные пятиэтажки, в которых жила Кристина с матерью, сбились серой стайкой у подножия бывшего ведомственного кооператива "Чайка" - это захоронения тех, кто не сумел проявить инициативу, выдержку, бойцовую хватку.

Кристина взбадривала себя дерзкими мечтами, просиживая вечера на детской площадке у чужого подъезда и вспоминая поучительную дружбу с Надюшей Старицкой.

"Номенклатурная семейка" - презрительно отзывалась о Старицких Алла Владимировна Ларина - интеллигентная женщина с несложившейся деловой и личной жизнью. Муж бросил её, когда Кристине было всего пять, не посчитавшись с уже идущим полным ходом оформлением на выезд семьи за рубеж. Видать, сильно закрутила его полногрудая стерва-любовница. Квартиру Алла Владимировна посчитала справедливым оставить себе (пусть идет к своей шлюхе жить!), а работу гида-переводчика, полученную по протекции мужа, бросила (и сама не лыком шита!). Только не очень-то преуспела. Устроилась учительницей во французскую спецшколу, всячески опекая поступившую туда дочь. В школе завязалась дружба одноклассниц - Старицкой и Лариной, поощряемая родителями с обеих сторон. Номенклатурные предки Надежды зазывали в гости дочку преподавательницы профилирующего предмета, а Ларина-старшая хоть и фыркала презрительно за спиной разряженной в импортные шмотки мадам Старицкой, при встрече ярко улыбалась и мило болтала, хваля успехи её необыкновенной дочки.

Надька и вправду с пеленок знала что к чему, и если про математику и физику вообще не вспоминала, языком занялась серьезно: брала дополнительные уроки итальянского у Аллы Владимировны и попутно учила Кристину уму-разуму.

- Ты что, совсем тупая, не видишь, куда жизнь разворачивается? Перестройка! Московские барышни вовсю браки с иностранцами заключают никто слова не скажет и папашу из КПСС не выпрет. Наши, кто пошустрее, все туда смотались... Без иностранного языка теперь только в огороде копаться, как твоя бабка, и деревянненькие на чешскую мебель копить. - Надька презрительно оглядела выпуклыми, презрительными глазами "хату" Лариных. Твоя маман хоть и внешности неплохой, хоть и с языками, а жизнь себе не сделала... Правильная очень... Таких мужики боятся.