Мила Бояджиева: Бегущая в зеркалах

Алиса подошла к чернеющему окну, вглядываясь в темноту, в ту сторону, где за морем, за горами, в доме на альпийской лужайке, в синей бархатной спальне, спал, обнимая жену Йохим.

"Благодарю тебя, Господи, что все так, как есть... Что сберег, сохранил его. Что дал силу и радость - не отступил, не оставил, услышал..."

Незаметно подошел Остин, сгреб жену в охапку, тесно сомкнув за ее спиной руки:

- Не выпущу - никогда теперь не выпущу... Я становлюсь суеверным, трусливым и глупым. Не могу привыкнуть к своему счастью. Видеть тебя каждый день, каждый час быть рядом - незаслуженный, грандиозный подарок! А чем расплачиваться и с кем?

- Ты хитрющий, у тебя с Высшими силами особые счеты. За тобой числится несметное множество благородных поступков, у тебя бездна великодушия и целое море изящества! - Алиса сопровождая каждую характеристику штампом поцелуя.

- Изящества? Что-то не очень мужественный портрет получился.

- Особого такого чувства гармонии, - настаивала Алиса. - Ты не можешь поступить некрасиво не только по законам нравственности, но и от наличия какого-то глобального эстетизма. Ты будто танцуешь балетную партию где-нибудь в Ковент-Гардене или московском Большом, а действительность эта, разная-преразная, порой многопудовая, витает в твоих руках, словно кисейная Виллиса... А многомиллионный "зал" замер в восхищении!

- Эх, милая! Достаточно одного Высшего наблюдателя и судеи, что бы стараться изо всех сил. Теперь на меня будешь смотреть ты. Постараюсь не разочаровать тебя, девочка.

С первых дней их совместной жизни Алиса узнала о муже все. Не нарушалась лишь границу его "дела" и то лишь там, где Остап расставил красные флажки опасности. Алиса поняла, что любит и гарного хлопчика, уходящего на войну, и девятнадцатилетнего вдовца, потерявшего Вику, и ожесточившегося зуевского ученика, предавшего родину, чтобы помочь этой родине выжить, и того романтического Монте Кристо, который всегда восхищал ее сказочным благородством.

Алиса узнала, что остановив самоубийство Лукки и упрятав ее в Рио, Остап ринулся спасать Виченце сам, не успев организовать поддержку. Он, в сущности, уже больше чем генерал, вновь стал солдатом, отбивая у банды чужого парня. Ведь Остап знал то, чего еще не поняла Алиса: заложник был сыном ее жениха Лукки Бенцони. Это уже подоспевшая позже полиция обнаружила труп преступника и двух запертых в подвале громил, державших в заточении парня. А поблизости от места происшествия был найден безымянный бродяжка с простреленной грудью, все пытавшегося куда-то ползти.

- Эй, мужик, - сказал мне лейтенант, - ты так от страха сам до кладбища доползешь. Понимаешь, мне нельзя было засвечиваться, а я уже совсем плохо соображал... Исчезновение из палермской больницы - целиком заслуга друзей, перетащивших меня, как багаж, через океан. Я ничего и не почувствовал - только радость, увидев растерянную физиономию Альбертаса... - Остап сделал грустное лицо: - А самое страшное, знаешь, что было? Вода. Высадив тебя ночью в этом немыслимо привлекательном лиловом джемпере (кстати, я действительно тогда ограбил проститутку: подцепил девочку, заставил раздеться... выложил деньги и скрылся с барахлом), и проводив твое волнующее "мини" тоскливым взором аж до самого светящегося подъезда аэровокзала, я залез в машинную аптечку и заклеил пластырем твой автограф. Ты так потрясла меня, девочка, этим признанием, что я намеревался хранить его до гроба. Но не тут-то было - стрельба, кровища, больница, душ! Представляешь, как крутился я, сохраняя сокровище? Это был, пожалуй, самый героический поступок в моей жизни.

- Но зато, какой эффект! Сразил меня наповал, как залп "Авроры" темное прошлое. Впрочем, залпа, кажется, не было... А ты, постой... Уж не сам ли написал этот лозунг в больнице? - заметила Алиса хитрую улыбку Остапа.

...Они много путешествовали. По всему миру у Брауна находились неотложные дела, везде его ждали, а потом стали ждать и Алису, подготавливая к ее приезду трудных больных. Весть о ее даре распространялась несмотря на то, что госпожа Браун всегда сохраняла инкогнито. Кроме того, "госпожа Елизавета" работала бесплатно.

К дню рождения Остапа Алиса сделала подарок: вместо старой, одряхлевшей яхты в бухте Острова стояла новенькая, сияющая Victoria. Но и муж не остался в долгу, положив однажды утром на постель перед носом жены газету. Он, насвистывая, брился в ванной, пока Алиса, трудно соображая, изучала статью о вражде двух мафиозных кланов, завершившейся страшным кровопролитием. Снимки запечатлели разрушенные взрывом стены неапольского ресторана и портреты тех, кто был погребен под ними.