Мила Бояджиева - Бегущая в зеркалах

- Ты сильный, - она гладила его кудрявый затылок. - Я горжусь тобой и, знаешь, я бы предпочла тебя, а не Давида. Ну того, микельанджеловского, которого ваяли с твоего предка... Я так рада, но... Мне страшно за тебя...

- Теперь-то я выживу - наперекор всему, чтобы выступить на суде. Я ненавижу их. Страшно, люто, по-зверски... Я мечтаю о крови... Я совсем другой теперь, девочка... Лукка-цветочник! Увы, мститель, Лиса, мститель.

- А фиалки? Что будет с твоим теплицами? Ты позволишь сравнять их под стадион?

- Я продал теплицы. Хорошему человеку. Это цветочный фанат, написавший толстую книгу о флоре Италии. У него голубые близорукие глаза и улыбка ребенка, когда он рассматривает какой-нибудь клубень или росток. В моих теплицах он просто чуть не умер от счастья - все трогал, нюхал, ковыряя землю, подбирая листочки. Он будет беречь их. Пока, конечно, не разорится. Славный юродивый - ему не выжить в этом зверинце...

- Нет, нет же, Лукка! Твоя история должна завершиться иначе. Не так, как у русских. У тех, чеховских, что позволили вырубить вишневый сад... Твоему ученому помогут, а Виченце обязательно будет дарить своей невесте фиалки. Не смейся, после сегодняшнего сицилийского чуда я верю в бессилие зла... И хочу, наконец, видеть розовые сны, ведь в самолете этот мрачный еврей так и не дал мне вытянуть ноги. Я заметила в нашем особняке комфортабельный ящик. Попробую превратить его в кровать. А ты, счастливец, - благодари здесь своих святых и охраняй меня...

На рассвете за беглецом приехали. Сквозь дрему, свернувшаяся на ящике Алиса, слышала, как подъехал автомобиль и совсем рядом заговорили по-испански или по-португальски. В комнату вошел Лукка и, присев возле нее на корточки, осторожно убрал упавшие на лицо пряди.

- Я уезжаю, Лиса.

- Куда? - она села, сразу вернувшись в реальность.

- Не знаю. Я должен оставить тебя. Прости...

Алиса удержала его руку:

- Я так рада... Нет. Просто - это лучшее, что подарила мне жизнь спасение твое и Виченце.

- Я боюсь за тебя, Лиса.

- Не надо. Я другая теперь, сильная.

- Оттого, что счастлива?

- Не знаю, наверное.

В дверях появился хозяин и Лукка поднялся.

- У тебя есть другой мужчина? - спросил он уже от порога.

- Да. Я не одна... Постой! - Алиса вскочила и прижалась к его спине. Они обнялись - горячо, слезно, торопясь руками, губами, кожей удержать друг друга и убедить, что расставаться нельзя, что не может быть уже ничего лучше этого тесного, жадного единения.

Лукка отстранил ее, вынул из кармана и протянул ей носовой платок:

- Это, кажется, иудейский. Со звездой Соломона... Я так сильно люблю тебя, Лиса... - с трудом оторвав взгляд от ее лица, Лукка стремительно вышел.

Давясь рвущимся из горла криком, Алиса видела сквозь мутное стекло с угомонившейся в паутинной сети зеленой мухой, как скрылся в сизом пыльном облачке облезлый фургончик, мелькнув размашистой надписью на мятом оранжевом боку "Don t worry be happi".

8

Хозяин вернулся к вечеру. Поставил в угол бидон, поддев гвоздь, вытащил из окна раму.

- Сегодня очень тепло. Сеньора должна еще подождать. Здесь вода, немного хлеба. У меня есть постель - сеньора не нашла? - Присев на корточки, он вытащил мешок, из которого извлек цветастый грязный тюфяк, рваное покрывало и бумажный пакет. - Здесь еще платье для сеньоры... У меня нет больше денег. Дон Гомс с бензоколонки куда-то уехал...

Алиса, неподвижно вытянувшаяся на ящиках, видела, как из пакета появилось белая форма медсестры.

- Возьми сам, сколько надо, - она протянула мальчику свою сумку. Купи мыла, воды, что-нибудь еще. Пива не пью... А сколько надо ждать?

- Дона Гомеса с бензоколонки нет. Больше никто не знает... Сеньора не должна бояться, сюда никто не приходит.

Он ушел, оставив гостью все с теми же смутными, не желающими проясняться вопросами. Если Луку спрятали, значит Остин где-то рядом. А если рядом, то почему оставил ее?

Алиса получила еду, пару бутылок воды, мыло и с облегчением переоделась в чистое платье.

Через пару дней оно было уже невыносимо грязным, а мысль о горячем душе - самой навязчивой. Первую ночь, оставшись одна, Алиса никак не могла уснуть - вдруг стало страшно, одиноко, до дрожи тревожно. За стенами мерещились чьи-то шаги, что-то живое шуршало под ящиками. Она сжалась в комок и крепко обхватив трясущиеся плечи, думала о смерти, как избавлении. Знакомая нервная лихорадка, уже давно не посещавшая ее, усмиряемая обычно таблеткой снотворного, стала кошмаром, целиком завладевшим безоружной жертвой.