Мила Бояджиева - Большой вальс

Ветер, мельницы, вихри мучной пыли, превращавшей её в мраморное изваяние, неуловимый, предельно сосредоточенный Шон, мощные софиты, выставивши тупые морды из амбаров и стогов, какие-то особые приборы, излучающие невидимый свет, загадочная арматура из черного металла, снабженная сетью тросов - все слилось для Виктории в поток чудесного сновидения, заполнившего эти дни. Снимали и ночью, кутая в перерывах озябшую "звезду" в меховые шкуры. Она ни о чем не спрашивала Шона, подчиняясь его командам беспрекословно, и прыгала от радости, когда, повинуясь распоряжению Мага, над крыльями мельницы взорвался огромный шар, а из него взвился в небо подгоняемый перепончатыми лопастями мельницы вихрь стодолларовых купюр. К обнаженному телу Виктории, опрыснутому каким-то составом и подвешенному в паутине стальных нитей, наэлектризованные купюры буквально примагничивались, так что через несколько минут Виктория покрылась второй кожей с бесчисленными портретами президента на зеленом фоне.

- Вот так, по-моему, должна выглядеть настоящая "Мисс Америка", для того, чтобы её возжелало многомиллионное население этого делового континента, - сказал Шон оператору. - Смонтируем со статуей Свободы.

- В тебе проснулся сатирик. Разве мы снимаем памфлет, Ингмар? заметила Виктория.

- Мы вообще ничего не снимаем. Мы просто валяем дурака!

- Дурака, обезумевшего от любви к родине... Как не позавидовать американцам... - серьезно сказала Виктория.

- Ты, я вижу, не слишком гордишься своими краями?

- Отвращение, смешанное с жалостью, может, наверно, даже породить какой-то вид жертвенной, уродливой любви. Но вот гордость... Увы... Американцы написали на своем гербе: Мы верим в Бога. Даже если это не так, они сформулировали то, чем могли бы гордиться.

- В официальных документах всегда фиксируют вещи, в которых меньше всего уверены. И чем важнее документ, тем менее надежно его содержимое.

- А как выглядел бы девиз на твоем гербе?

- "Не верю ничему из того, что знаю". Н самом деле это следовало бы понимать так: я не доверяю своим знаниям и слишком слаб для того, чтобы препоручить себя вере.

- Я бы назвала твой девиз формулой несчастья.

- Согласись, что разворачивать дискуссии о счастье женщине, столь прекрасной, как ты, было бы по меньшей мере пошло.

- Да к тому же и жестоко, если её оппонентом является столь обделенный достоинствами человек. - Виктория все чаще иронизировала над "вселенской тоской" Мага, казавшейся ей все более наигранной, по мере того, как в работе раскрывался прежний Шон - бурлящий энергией и задорной фантазией. Он даже не пытался парировать её выпады, смиренно уступая, как мудрый учитель неразумному дитя.

Через неделю, вернувшись к Жан-Полю, Виктория тщетно пыталась пересказать ему события этих дней.

- Ну, ты сам увидишь - в начале августа мы получим готовый материал.

- Виктория, я ревную. Еще в прошлом вашем фильме каждому олуху было видно, что этот Маг сотворил себе Мечту не для простого любования. Естественно, его можно понять, - горячился Жан-Поль, жалевший, что отпустил Тори одну.

- Увы, милый, талантливый Маг обделен одним очень важным даром даром любви... Хотя, кто знает, стал бы он волшебником, если бы умел влюбляться? Мне даже кажется, что Ингмар сознательно "ампутировал" в своей душе это чувство, решив, что расплатился им за другой Дар...

- В сущности, торг Мефистофеля с Фаустом свелся к тому же.

- И по всей вероятности, история Шона может иметь похожий финал. Виктория глубоко вздохнула, вспомнив последний разговор с магом.

Они стояли уже у машины Виктории, с трудом подбирая слова прощания.

- Ты сделал для меня очень много, спасибо, - сказала она.

- Ты для меня тоже. В эти дни я дышал полной грудью, прижав каблуком свою скуку.

- Мы увидимся еще, правда?

- Не думаю. - Он колебался и вдруг решился на что-то. - Пойдем, я покажу тебе мое будущее.

Виктория молча последовала за Ингмаром по темным подземным коридорам, потом поднималась по винтовой лестнице на вершину круглой башни, возвышавшейся над холмами. Наконец Ингмар сунул горящий факел, освещавший им путь, в ящик с песком и распахнул высокую дверь. Круглая комната с шестью узкими окнами-бойницами была совершенно пуста. Только в самом центре возвышалось нечто, задрапированное пыльной рогожей. Ингмар сдернул покрывало, открыв огромный, гладкий как стекло, черный овал. Он слегка отступил в сторону, давая возможность Виктории рассмотреть камень. Она заглянула в зеркальную гладь и покачнулась от внезапного головокружения. Холодная глубина дохнула колодезной сыростью, заманивая в бездонную пучину. Стены пошатнулись, уплывая, ватная слабость надломила колени. Ингмар подхватил её, едва не потерявшую сознание, и запахнул занавес.