Посреди мессы случился неожиданный зигзаг в привычном ходе событий: падре вызвал меня к кафедре. Я с опаской приблизилась к микрофону, гадая, что святой отец надумал от меня потребовать под обстрелом полусотни пар глаз. В ужасе от возможного публичного унижения, я была рада узнать, что он всего-навсего хочет услышать молитву Господа нашего на английском, пока он будет произносить ее на французском. Казалось бы, ничего сложного, но когда мы добрались до «прости нам грехи наши», мои мокрые глаза возвестили о том, что я сбилась с пути истинного.
После мессы я засомневалась, стоит ли рассчитывать на сострадание святого отца и разумно ли беседовать с ним наедине, но отказ от покаяния грозил мне отказом от тетушкиного дома. У меня не было выхода, кроме как исполнить приказ тетушки и вечером отправиться к падре.
Дверь мне открыла экономка, сухонькая и согнутая, словно деревце оливы. Кожа морщинилась складками на ее хрупких костях, верхние зубы отсутствовали. Однако двигалась она шустро, семеня впереди меня по узкому коридору, пронизывающему весь дом. Помимо костюма самурая с саблями по обе стороны, стены коридора украшали портреты детей в натуральную величину. Тетушка с гордостью сообщила мне, что святой отец объездил полмира в роли миссионера, и я отметила по-азиатски темную кожу и яркие глаза ребятишек, но, уж не знаю почему, эти снимки в игривых рамочках добавили мне смятения.
Меня провели в просторную, скупо обставленную комнату, где за японской шелковой ширмой святой отец давал урок игры на трубе. Экономка приказала мне сесть, а сама занялась ставнями, постепенно лишая комнату света, пока я не осталась в полной темноте. Хрип трубы наконец смолк, и робкий молодой голос поинтересовался, не пора ли закончить урок.
С уходом ученика внимание святого отца переключилось на меня. Первым делом он зажег настольную лампу, направив слепящий луч прямо мне в глаза, и сколько я ни щурилась, плафон остался на месте.
— La lumière est la vérité [6] Свет есть истина ( франц .).
, — изрек святой отец.
Падре желал знать правду, и я ему добросовестно правду предоставила. Выслушав мою исповедь, он какое-то время молчал, не сводя с меня взгляда и мерно раскачиваясь взад-вперед. Затем выудил из ящика стола два листа бумаги.
— Мое собственное произведение! — гордо заявил он.
«Произведение» оказалось двумя графиками сексуального удовольствия, начертанными яркими фломастерами.
— Схема А изображает эгоистичного любовника, — сказал падре.
Красная — мужская — линия смахивала на горную вершину, почти перпендикулярно взлетая ввысь и тут же падая. Желтую — женскую — линию можно было принять за равнину без достойных упоминания холмов.
— Схема А — это твой секс с мужем, — продолжал святой отец. — А вот это… — он задохнулся от возбуждения, — это твой любовник!
Моим глазам предстал второй листок, где красная и желтая линии взмывали и низвергались в едином оргазменном экстазе.
— У меня все было совсем не так! — возразила я.
Падре не услышал. Очарованный графиками, он горел желанием в самых сладострастных деталях обсудить подтекст красно-желтых линий. Я откинулась на спинку стула, уйдя из ослепительного круга света, и закрыла глаза.
Господи. Ни на что я не гожусь. Даже священнослужителя нашла аморального и повернутого на сексе.
— Ты должна покинуть обоих. Оставайся со мной, будь моей copine [7] Подруга ( франц. ).
.
Глаза падре моргнули за стеклами очков, кончик языка прошелся по растрескавшимся губам. Я вскочила на ноги — в страхе, что «дружбой» святой отец не ограничится.
— Не уходи. Ты так расстроена. Подожди, успокойся!
Я вернулась на место, сделала глубокий вдох, постаралась взять себя в руки, а падре тем временем вытащил из-под своего кресла камеру.
— Можно тебя сфотографировать? — Не дожидаясь ответа, он ослепил меня вспышкой.
Я вихрем умчалась к своей машине и на бешеной скорости полетела в объятия тетушки. За чашкой вечернего чая я пересказала ей странную беседу с почитаемым ею преподобием и намекнула, что безоговорочно верить ему, пожалуй, не стоит.
— Наш приходский священник — благороднейший человек! Как ты смеешь его чернить?!
Негодование тетушки было так глубоко, что на стол она подала лишь листья салата с собственного огорода, которыми мы и поужинали перед ранним отходом ко сну.
Утром моя двоюродная тетушка приготовила завтрак из горячих бриошей и cafe au lait [8] Кофе с молоком ( франц .).
, что я сочла верным признаком примирения.
Читать дальше