— Как вы смеете? — сквозь зубы прошипела Кори. — Я пришла сюда не за деньгами, я пришла дать нам обоим шанс узнать друг друга. Может быть, наверстать упущенное за эти годы. Теперь я, слава Богу, вижу — мы ничего не потеряли. Каким бы отцом вы были…
— Ваша мать бросила меня! Взяла у моего отца деньги и ушла. Что же за мать…
— На вашем месте я бы хорошенько подумала, прежде чем говорить что-либо, — предупредила Кори. Она набрала побольше воздуха, намереваясь продолжить обличение, но тотчас онемела от удивления, увидев, как он обмяк прямо у нее на глазах.
— Шантаж, — простонал он. — Ты пришла сюда меня шантажировать. Хочешь разрушить мою жизнь, заставить расплачиваться за то, как я поступил с твоей матерью. Ну что ж, не выйдет. Один раз я заплачу, но если думаешь…
— Мне не нужны ваши деньги! — закричала Кори.
Но он не слушал.
— Я всегда знал, что это случится, — бормотал он, — знал, однажды ты явишься сюда, но я думал, это мальчик. Я всегда верил, что Эдвина родит мне мальчика, но ты! Ты не…
— Минуточку, — прервала его Кори. — Значит, вы знали, что моя мать была беременна, когда уходила? Что вы…
— Ты даже не похожа на нее! — взревел Филипп. Лицо его горело. — Я думал, она вернется вместе с моим сыном… Но она возненавидела меня и не смогла простить. Теперь послала тебя, чтобы мучить меня… Неужели не понятно? Так, может, ты передашь ей…
— Моя мать мертва! — воскликнула Кори.
Филипп побледнел и остекленевшими глазами уставился на нее.
— Эдвина, — пробормотал он. — Эдвина мертва? — Он наконец увидел Кори. — О Боже, как мне тяжело это слышать!
Кори смотрела на него с отвращением. Ни единой мысли о ней, его дочери, потерявшей мать, ни слова сочувствия, только безмерная жалость к себе. И ей неожиданно захотелось уколоть его еще больнее.
— Как она умерла? Когда? Боже, не могу поверить. Она спрашивала обо мне? Она…
— Вряд ли вы удостоитесь ответа, — прорычала Кори. — Я напрасно потратила время, придя сюда. Я вас больше никогда не побеспокою.
— Нет! Нет! Подожди! — крикнул Филипп, когда она направилась к двери.
Кори резко повернулась, в глазах ее кипела ярость.
— Мне нечего ждать, — прошипела она. — Вы никогда больше обо мне не услышите. Вы для меня мертвы.
Кори, хлопнув дверью, вылетела из кабинета. Тихонько вошла Пэм. Филипп уронил голову на стол, обхватив затылок руками. От горя он лишился дара речи. Единственное, о чем он мог сейчас думать, — это об Эдвине. Филипп в душе всегда надеялся, что Эдвина когда-нибудь вернется к нему. Скажет, что прощает, и он, собравшись с силами, объявит Октавии, что никогда не любил ее. Единственная женщина на свете, которую он любил в своей жизни, та, о которой Октавия никогда не слышала, — Эдвина Браун. Эта дикая мечта удерживала его, заставляла мириться с собственным жалким браком. Но теперь Эдвина мертва. Он не мог поверить, просто не хотел, потому что в таком случае нет больше никакой надежды, мечтать не о чем. И он навечно обречен; Октавия так похожа на его собственную мать…
Но Кори была здесь, сидела напротив! Она ужасно виновата перед ним — разрушила, уничтожила его мечты. Он просто ненавидел ее, не хотел верить, что она его дочь. Эдвина родила ему сына, он нисколько в этом не сомневался. А оказывается, родилась-то Кори! Не только не мальчик, но и совершенно не похожа на свою мать. Кори обманула его. Уничтожила все его мечты.
Но тут Филипп неожиданно вспомнил глаза Кори. Сколько же она пережила со смертью матери! Сердце Филиппа готово было открыться, но он видел, слышал презрение, с которым дочь заявила, что никогда больше не побеспокоит его. Так и будет, он не сомневался. И сердце его разрывалось на части.
— О Эдвина, — молча молил он, — Эдвина, прости меня.
Он почувствовал руку у себя на плече, открыл глаза и увидел Пэм. Эта женщина заботилась о нем, никогда не осуждала, и единственное, чего хотела, — сделать его счастливым.
И вдруг на мгновение он ослеп от дикой всепоглощающей страсти.
— Закрой дверь! — взревел он.
Пэм пересекла комнату, повернула ключ в замке. Когда она вновь приблизилась, Филипп был уже на ногах и расстегивал брюки. Пэм понимающе и печально улыбнулась, подняла юбку, сняла трусики. Он больно целовал ее в губы, сладострастно впившись пальцами в ягодицы. Он никак не мог остановиться, повалил Пэм на стол и вошел в нее.
Он брал ее грубо, как в бреду от бесконтрольного возбуждения. Он мог делать с ней все, что хотел. Стонал и выл, ненавидя себя с каждым толчком все больше и больше, он мстил Октавии, ненавистной Октавии. С Пэм он всегда был на высоте. Но чувство вины перед Эдвиной, а теперь и перед Кори — сможет ли он когда-нибудь избавиться от него?
Читать дальше