Наследник раджи

Чундер-Синг повиновался. Комната наполнилась плачущими слугами. Но лишь раджа поднял руку, воцарилось молчание, и все пали ниц, готовясь выслушать последние слова повелителя.

— Дети мои, — начал он едва слышно, — высшая власть, творящая свою волю на небе и на земле, велит мне покинуть вас на некоторое время. Но я вернусь. До тех пор вами будут управлять главные начальники страны. В затруднительных случаях им поможет английский резидент, с которым я виделся сегодня. Будьте все свидетелями, что я передаю эту шкатулочку моему верному министру Чундер-Сингу. Хусани, мой носильщик, сохранит золотой кубок и тюрбан. Я обо всех вас вспомнил в своем завещании. Мое желание — чтобы дворец содержался в обычном порядке до возвращения вашего повелителя. Прощайте, мои верные слуги! Благодарю вас за привязанность. Жить мне осталось недолго. Прошу вас, из любви ко мне, удалиться в тишине.

Подавленные рыдания были единственным ответом. Один за другим все вышли из комнаты, бросая последний, полный обожания взгляд на умирающего. Около повелителя остались только Чундер-Синг, молочный брат раджи, и Хусани.

Переводя нежный взор с одного на другого, раджа прошептал:

— Чундер скажет все моему Хусани.

И нить жизни прервалась.

В то время когда умирал раджа Гумилькунда по имени Биражэ Пирта Рай, в хорошеньком домике на берегу Темзы, близ одного из главных городов графства, жила вдова с сыном. М-с Грегори была не стара и сохранила следы былой красоты. Ее сыну Тому только что исполнился двадцать один год. Это семейство оставалось загадкой для соседей. Том гибкостью стана, смуглой кожей, большими черными глазами походил на уроженца Востока и совершенно не был похож на мать — полную, спокойную и покладистую блондинку.

Поговаривали, что в прошлом этих людей есть какая-то тайна. Между тем все знали, что м-с Грегори воспитал в Индии дед, сэр Антон Брэсебридж, один из тех знаменитых генералов, военные таланты и политический гений которых создали обширную империю, охватывающую теперь весь Индостан. Ее отец в свою очередь отличился на службе Индийской компании, а муж, капитан Грегори, пал в одном из тех походов против туземцев, которые остались незамеченными в Англии. Никто не допытывался о деталях ввиду видимого нежелания м-с Грегори говорить об этом. Подобная сдержанность особенно бросалась в глаза, поскольку обычно вдова была очень общительна и даже становилась болтливой, если речь шла о ее Томе, о хозяйстве или чужих делах. И лишь когда заходил разговор об Индии, губы ее смыкались. Но эта женщина была очень приятной соседкой и давала прелестные вечера, поэтому все принимали приглашения и не ворошили ее прошлое.

Прибытие в Сёрбитоун генерала сэра Вильфрида Эльтона с семейством стало новым поводом для разговоров. Открылось, что Эльтоны и Брэсебриджи — давние друзья, и все ждали какой-нибудь новой информации. Однако надежды не сбылись: генералу некогда было сплетничать; леди Эльтон, добрая и застенчивая дама, вся поглощенная семейной жизнью, сошлась с одной только м-с Грегори, а юные дочери четы Эльтон или ничего не знали, или не хотели ничего говорить.

Здесь начинается наша история.

Том Грегори, достигший как раз в это время совершеннолетия, стал именно таким, каким обещал быть с детства. Он был очень красив, но в нем не было ничего англосаксонского. Воспитание молодой человек получил превосходное. По совету друзей и особенно старика м-ра Черри, поверенного в делах трех поколений Брэсебриджей, м-с Грегори отправила сына в Итон, а затем в Оксфорд, где он блистательно окончил курс. Предполагали, что издержки на дорогое воспитание должны были несколько расстроить состояние вдовы, а Том между тем отказался выбрать одну из профессий, считавшихся тогда единственными достойными джентльмена: он не стал ни священником, ни офицером, ни юристом. И мать не протестовала.

— Оксфорд сделал из него англичанина! — говорила она, к великому удивлению всех знакомых.

Однажды наконец Том сам заговорил с матерью о будущем:

— Я хочу иметь профессию, чем-то заниматься. Будь я богат, я пошел бы в дипломаты. Теперь я стану архитектором.

— Будешь строить дома? — воскликнула мать растерявшись.

— Дома, школы, соборы — все, что представится. Это полезно, и вместе с тем ум наполовину свободен.

М-с Грегори была не вполне согласна. Ни в семье Брэсебриджей, ни среди Грегори не было ни одного архитектора. Но Том не уступал и даже не хотел советоваться ни с кем.