Наталья Стеркина - Соучастница

- Кто там? - Ирина спросила нервно, никого вроде не ждала.

- Ирина Викентьевна, откройте, пожалуйста, у меня к вам дело.

Голос был детский. Ирина открыла. Стояла девочка лет одиннадцати.

- Что тебе, девочка?

- Меня папа прислал...

Ирина поняла, что опять какая-то чужая и странная жизнь вот сейчас вползает к ней в квартиру.

- Так, а кто твой папа?

- Василий Степанович Степанов. А я Варя.

- Зайди, Варя и объясни в чем дело.

- Я сама не знаю. Мы живем с мамой. Он с нами не живет, потому что он... да вы, наверное, знаете. Сегодня прибежал к нам, кричал, потом, у него припадок какой-то был, его "Скорая" увезла, а после укола, когда он глаза открыл, сказал к вам сюда сходить и сказать, что он просит его извинить.

- Так он теперь в больнице?

- Да. Только я не знаю, в какой. Мама мне сказала сходить к вам и быстро возвращаться домой.

- Спасибо. Варя. Погоди, я тебя угощу тебя чем-нибудь. Ирина достала купленную для Катьки коробку "Зефира в шоколаде", - Держи.

- Спасибо.

Девочка еще секунду постояла, разглядывая Иринину комнату. А Ирина рассмотрела девочку - некрасива: такой же формы, как у Васи нос, но милое выражения лица, чистенькая.

- До свидания, - наконец сказала Варя.

- Всего хорошего.

Ирина закрыла за ней дверь.

Отравился каким-нибудь пойлом, бедный Вася. Вот и нес ахинею. Тут сразу все бескультурье и вылезло: евреи ему виноваты, хотя ведь знает, что неприлично так высказываться, коли в интеллигентном доме принят. После ванны Ирина поставила телефон возле кровати, легла с детективом - нужно же узнать, кто там все-таки ограбил и убил. Но ссора с Татьяной все же мучила, ну хоть что-то сегодня бы уладить, хоть что-то. Еще раз набрала Танин номер, "Але", - шепотом откликнулась Татьяна.

- Тань, - это я. Я, кажется, тебя как-то обидела... Прости...

- Брось, Ирин, я тоже что-то сморозила. Он пока в ванной, блюет, кажется, я хоть вздохнуть могу, а то...

- Не печалуйся - поможешь гению. Вдохновляешь ведь.

- Шутишь. Пьет он как собака и требует, чтобы я ему постоянно в любви признавалась. Вот вовремя не сбежала, горько каюсь, ты же советовала. Теперь вот уж как вырвусь. Ой, все идет...

Татьяна отключилась. Ирина вздохнула с облегчением - останемся друг для друга добрыми приятельницами и нечего покусывать друг друга - мало ли кто в какие беды с мужиком попасть может, а тогдашняя "невстреча" у пенька - это загадка, может, даже мистика, писала же я сама про Марину с Митей и "другое измерение", значит, допускаю чудеса. Раз для других, значит и для себя. Скрыло нас тогда что-то друг от друга.

Проснувшись глубокой ночью, Ирина почувствовала такую глубокую тоску, такое одиночество, что сил ощущать себя в пустоте не хватало. Как-то в последнее время суета, чужие дела, спутанные мысли, не проясненные желания, постоянный внутренний диалог, а иногда и полемика с мертвым Сашкой отвлекали от самой себя. Видимо, все же, ударило Татьянино - "у тебя вот нет мужчины". Ирина начала сама себе доказывать, что вот, пожалуйста, можно приблизить Георгия - милый человек и уж точно не будет мудровать над ней, как Павел над Таней, но ни к чему ей Георгий. Ирина поднялась, накапала себе пустырнику и начала увещевать себя, что не все так страшно во-первых, практически все одиноки - только кто явно, а кто тайно. В единение душ Ирина не очень верила. Во-вторых, паника и отчаяние первый признак депрессии, а депрессий Ирина боялась и всегда вздергивала себя и понукала, ей казалось, что если она потеряет вкус к жизни, упадет в безразличие, она сразу же постареет. А старости она боялась - ей казалось, что у нее (если конечно она до этого времени не успеет с собой разобраться) будет неэстетичная, жалкая и немудрая старость. Ирина бегала по комнате зажгла всюду свет, включила радио. По "Свободе" говорили об откате от демократии. Это Ирина слушать не стала - ей сейчас неполезно. Поймала музыку - на английском грустные песни о любви, это ей пришлось по вкусу. Было три часа, То звонят все кому не лень и из каких угодно мест, - а когда тоска, никого. Потом она сама над собой же и посмеялась - кто в три часа ночи должен знать, что у нее тоска. Потом сама же себе ответила - "близкий человек", а его - то и нет! Мысли, тоскливые мысли опять понеслись по кругу. "Нет, не может женщина так зависеть от того, есть у нее в данный момент мужчина или нет", "Я и не завишу, - спорила Ирина, - мне просто сегодня, сейчас плохо. Может, меня бы и собака утешила, но ведь нет и собаки. Может, если бы жила как нормальная мать вместе с Катькой - не свихивалась бы, не впадала в даун - держала бы меня Катя в тонусе. Но опять себе возражала - нельзя ребенка делать заложником своих несовершенств и держать при себе как костыль. У бабушки - там у них - все устоялось. Даже уход деда не развалил основу тамошнего быта. Я же подвержена всяческим влияниям и поветриям..." Ирина листала свои записи последних дней, перечитала "Витьку", подумала, что Васина дочка Варя почти ровесниц Витьки и тоже у нее неблагополучный отец. Мысли Ирины в какой-то момент приняли совсем другое направление - интересно, каким она увидит реального Сашиного сына, угадала ли она хоть что-то. Пора с ними познакомиться. И тут Ирина осознала, что в записке не было ни адреса, ни телефона. Видимо, Алла рассчитывала на то, что Витя увидится с ней, Ириной, и тогда, познакомившись, они обменяются телефонами. Где их искать неизвестно. Ждать, что Алле придет в голову еще раз самой объявиться, не хватит терпения. Да и вообще, это актуально сейчас, а не через месяц или тем более год. Как их найти? Распутывая весь клубок событий, Ирина, конечно же, добрела и до Ксении и Славы. Вот - Слава. Ведь именно он знаком с Аллой. С трудом дождавшись утра, перечитывая свои рассказы, записи, Ирина набрала Славин номер. Ответил сонный женский голос.