Энн Эдвардс - Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару

Литературная деятельность Маргарет, однако, не вызывала одобрения у ее матери, ибо Мейбелл с глубоким уважением относилась к достижениям науки и предпочитала вышиванию решение задач по тригонометрии. И потому пьесы и рассказы дочери она считала не более чем игрой ленивого ума, а время, отданное им, — потраченным впустую. Если девочка действительно хочет добиться в жизни чего-то стоящего, она должна заняться математикой, латинским и другими науками. Сама Мейбелл, с благоговением следившая за деятельностью мадам Кюри, не могла простить себе, что не пошла в свое время в колледж и не реализовала мечты юности стать ученым. Что до самой Маргарет, то она прекрасно знала, какие надежды возлагает на нее мать, и отчаянно старалась добиться ее одобрения. И потому, несмотря на явное удовольствие, получаемое ею от сочинительства, кто бы и когда бы ни спросил ее, кем она будет, когда вырастет, Маргарет всегда отвечала: «Врачом».

Эта замечательная цель несколько смягчала недовольство Мейбелл тем, как небрежно относилась дочь к католической церкви. Девочка никогда не ходила к мессе и читала молитвы только под нажимом родителей. Мейбелл относила этот грех на счет «научного склада ума» своей дочери, и, когда Маргарет исполнилось 11 лет, мать часто говорила с ней о том великом будущем, которое могло бы ее ожидать, стань она одной из немногих американских женщин-физиков.

И все же присутствовала некоторая отчужденность в отношениях матери и дочери. Маргарет была такой скрытной натурой, что однажды в порыве раздражения Мейбелл заявила, что дочь напоминает ей дядю своего отца: тот готов был прошагать милю в противоположном направлении, лишь бы только соседи не поняли, куда он на самом деле направился.

Джексон-хилл, район, в котором жила семья Митчелл, всегда считался пригородным. Это был район, где жили представители солидного среднего класса, но он никогда не имел ни такой известности, ни престижа, как, к примеру, Персиковая улица. А поскольку в 1911 году Юджин Митчелл уже был президентом городской ассоциации адвокатов и Совета по образованию, то есть человеком, в городе весьма известным, то ему ничего не оставалось, как переселиться с семьей в более престижный район. Мейбелл, всегда стремившаяся к тому, чтобы у семьи было все самое лучшее, согласилась на переезд, и был куплен участок земли в центре одного из лучших кварталов Персиковой улицы. В связи с приближающимся переездом Юджин сменил детских пони на более крупную лошадь, чистокровного жеребца по кличке Буцефал — в честь знаменитой лошади Александра Македонского. Маргарет была в восторге: верховая езда по-прежнему оставалась ее любимым развлечением. Ей потребовалось немного времени, чтобы научиться обращаться с огромной черной лошадью, после чего она могла просто наслаждаться быстрой ездой. И если у Стефенса интереса к верховой езде уже почти не осталось, то Маргарет, особенно в течение нескольких первых недель, каждый день часами не слезала с Буцефала, гоняя его вверх и вниз по холмам, крича и гикая, устремляясь в галоп сразу, как только дом оставался позади. Она все еще была так мала ростом, что, даже сидя в седле очень прямо, казалась до смешного крошечной верхом на огромной лошади.

Как-то ясным солнечным днем, заметив, что Стефенс и его кузены, стоя у коновязи, восхищенно смотрят на нее, Маргарет, гикнув, промчалась мимо них, крикнув на ходу: «Смотрите, как я разверну его!» Она пустила Буцефала в карусель, но лошадь неожиданно оступилась и опрокинулась на землю, подмяв под себя кричащую от ужаса девочку. Подбежавшие ребята увидели ее лежащей на левом боку без сознания, левая нога Маргарет была сильно поранена, и из раны сочилась кровь, а Буцефал без всадника стремительно мчался по полю среди высокой травы.

Несмотря на отчаянные просьбы Маргарет, Буцефал был продан в течение того месяца, пока она болела. Но еще больше ее расстроило решение родителей запретить ей впредь заниматься верховой ездой. Поскольку Стефенс был целый день в школе, а мать занята своей суфражистской деятельностью, Маргарет была вынуждена сама себя развлекать в течение всего длительного периода выздоровления, последовавшего за перенесенной ею хирургической операцией ноги.

По настоянию матери она всерьез приступила к чтению книг из обширной домашней библиотеки Митчеллов. Массивные, в кожаных переплетах тома Байрона, Бернса, Скотта, Теккерея, Диккенса и Толстого соседствовали на полке с проштудированными ею книгами по истории Гражданской войны. Мейбелл возобновила свои усилия, с тем чтобы заставить дочь прочитать роман «Война и мир», ко книга разочаровала Маргарет. «Толстой и большинство русских писателей казались мне чертовски скучными, бестолковыми до глупости и совершенно бессвязными», — говорила она позднее. Однако и матери, и любому, кто спрашивал ее, читала ли она «Войну и мир», Маргарет врала, не стесняясь. Действительно, в юности она могла с умным видом подробно говорить с гостями Мейбелл о книгах, в которых прочитывала лишь вступительную главу.