— Да будем, будем, но жениться-то зачем, скажи на милость? Эта твоя деревенская мораль! Переезжай ко мне. Моей квартиры хватит и на двоих.
То ли из-за того, что некоторые правила мама твердо вбила мне в голову, то ли благодаря инстинкту самосохранения я не поддалась на его уговоры. Если раньше он и мог меня в чем-то убедить, тот тут я уперлась. Возможно, во мне гораздо больше от мамы, чем я сама подозреваю, но какая-то скрытая потребность в независимости заставила меня поселиться отдельно. Еще учась в школе, я окончила курсы стенографии и машинописи, поэтому быстро устроилась машинисткой в одну из бристольских фирм и сняла себе комнату. А Бив все издевался над моей «устаревшей деревенской моралью, которая не поспевает за переменами в общественном мнении». Однако взять и разорвать отношения ни у него, ни у меня сил не хватало. Так прошло шесть месяцев, в течение которых я постепенно, с болью поняла, что это чередование бурных ссор с не менее бурными сценами примирения доставляет ему какое-то нездоровое удовольствие; меня все это начинало угнетать.
Тетя Брон сразу же заявила, что я обязательно должна приехать. Мама сказала, что отвезет меня к самолету в Манчестер, и я была благодарна ей до слез, потому что в то самое утро, как мне надо было уезжать, заявился Бив.
Не знаю, что она ему сказала. Я закрылась в спальне и, дрожа, сидела на краешке кровати до тех пор, пока не услышала, как хлопнула дверь. Выглянув из-за шторы, я смотрела, как он уезжает, и мое сердце снова разрывалось на части. Однако я не чувствовала себя в безопасности до тех пор, пока самолет не поднялся высоко в октябрьское небо. Я летела в Нью-Йорк, а затем — к Ниагаре, куда, как заверила меня Брон, за мной приедет один из членов ее семьи.
Раньше я бы прыгала от радости, предвкушая удивительную поездку, но сейчас ощущала только слабое облегчение. А еще мне было ужасно стыдно, что я так обманулась в Биване. Какая у меня добрая и замечательная мама, она повела себя так великодушно. Никаких «А я тебе говорила!» У меня не нашлось сил поблагодарить ее как следует, но потом я это сделаю обязательно. Когда пройдет эта боль и слабость и слезы не будут стоять комом в горле. Все этим месяцы, пока я была так дико, без памяти влюблена, я не желала слушать ни единого слова против. Наверняка скоро все в деревне узнают, какую глупость я совершила, и будут меня жалеть. Ни за что на свете мне не хотелось там больше появляться.
Поэтому я начала думать о Бронвен и Блейках. Брон приходилась маме младшей сестрой и уехала в Канаду искать приключений задолго до того, как я появилась на свет. Моя мать твердо считала, что лучше оставаться первым человеком в деревне, чем быть последним в городе. А Брон двадцать пять лет назад познакомилась с состоятельным канадцем по имени Реджис Блейк, недавно овдовевшим владельцем фруктовой фермы, и вышла за него замуж. Ее пасынку Карлу сейчас было где-то около тридцати, и он был холост. Ее собственный сын Стивен женился, но у мамы сложилось впечатление, что Брон не очень любит невестку. Еще была Мелани, семнадцати лет, любимица семьи. Говорили, что у нее прелестный голос; она училась на певицу. Судя по всему, тетя Брон была убеждена, что когда-нибудь Мел покорит своим пением всю страну. Ну, до этого надо еще дожить, а пока что, поскольку Мелани почти моя ровесница, мне, похоже, предстоит проводить с ней довольно много времени. Вот и все, что мне было известно. Время от времени мама и Бронвен обменивались семейными новостями по телефону, но меня мало интересовали родственники, которых я никогда не видела и которых, как я думала, никогда не увижу. И вот я лечу в лучах яркого света высоко над Атлантическим океаном, вперед, к новой жизни. К жизни без Бива! Мне предстоит научиться не скучать по нему, по его прикосновениям, поцелуям, по тем мгновениям, когда он смотрел на меня с такой тоской и желанием… Взбешенная, я отогнала эти мысли. Одно я знала точно. Никогда больше я не позволю себе впасть в такую зависимость от мужчины! Слишком велик риск, что потом будет больно.
В Нью-Йорке нас встретил курьер, чтобы проводить в отель. Со мной летели две британские пары: одни, по-моему, молодожены, а другие — мужчина и женщина постарше, которые явно решили, что меня следует опекать. Они представились как Джордж и Бетти Харрисоны из Лидса, что в Йоркшире. Я видела, как жена бросила быстрый взгляд на мое лицо, но ей хватило такта не задавать вопросов. Мне почти удалось скрыть побои под густым слоем макияжа, но я знала, что под глазом остался синяк, а с щеки не спала опухоль. Мы ехали в отель на такси, выслушивая устрашающие наказы водителя: не выходить по вечерам на улицу в одиночку, садиться только в желтые такси и никому, кроме гостиничных служащих, не позволять прикоснуться к своим чемоданам.
Читать дальше