Генри Вуд - Присяга леди Аделаиды

Но он не встретил его. Или этот человек ушел раньше своего времени (что было весьма вероятно), или он стоял на выступе, отчасти закрытом скалами, и смотрел на то, что он называл подозрительным судном, шедшим вдоль берега, этого мы никогда не узнаем. Верно было только то, что эти два человека не встретились, не видали друг друга, и Мичель бежал всю дорогу к Дэншельду, биение его сердца становилось все громче и мешало ему бежать.

Первое здание, к которому он добежал, была караульная береговых стражей — низкое строение возле самого берега. Снаружи оно походило на ригу, внутри состояло из двух комнат и каморки, служившей спальной. Когда Мичель приблизился к караульне, он почувствовал большое облегчение по двум причинам: оттого, что он находился опять вблизи живых существ и что есть еще время спасти тело капитана Дэна.

Наружная дверь караульни отворялась в комнату порядочной величины. В ней, около пылающего камина, собралось четверо людей, спокойно занимавшихся разговором; это были надзиратель, которого звали Коттон, два его приятеля, зашедшие к нему, и береговой страж.

Береговая караульня, у которой почти не было никакого дела, имела репутацию распространителя Дэншельдских сплетен. Давно уже не было ничего, что могло бы сравниться со случившимся в этот день — капитан Дэн столкнул слугу с лестницы и выгнал его из замка. В Дэншельде ни о чем другом не говорили с самого утра и теперь это составляло предмет разговора в караульне людей, сидевших около огня; каждый выражал свое собственное мнение о начале или причине, противореча другим. Чрезвычайно изумлены были спорившие, когда дверь вдруг отворилась с шумом и человек без сюртука влетел в комнату с каким-то пронзительным воем. В нем узнали Мичеля, волосы которого стояли дыбом, глаза выкатились, а лицо покрылось страшной бледностью.

— Что это с вами? — с гневом спросил надзиратель Коттон, пришедший к заключению, что Мичель пьян.

Мичель отвечал только криками, вырывавшимися вследствие его усилий перевести дух. Он не помнил, чтобы сердце его билось так когда-нибудь прежде; даже когда с ним бывали припадки, и тогда оно не билось так страшно. Он приложил к сердцу обе руки и, зашатавшись, прислонился к стене; губы его побелели, и крупные капли пота выступили на лбу. Капитан начал думать, нет ли каких других причин для этого странного появления Мичеля, вместо той, которую он так опрометчиво вообразил.

— Зачем вы оставили ваше дежурство? Что привело вас сюда в таком состоянии? Где ваш сюртук? — повторял он с удивлением и с гневом, видя, что Мичель не говорит.

— Он умер! Он умер! — наконец проговорил Мичель. — Мне надо помочь взять его… Если…

Мичель не мог продолжать; вероятно, у него захватило дух, а может быть, и биение сердца не позволяло. Коттон и его друзья вытаращили глаза.

— Кто умер? О чем вы говорите? — закричал надзиратель.

Мичель раскрыл губы, чтобы отвечать, но слова не срывались с них, и вдруг он поднял кверху руки! Если бы не бросились и не подхватили его, он грохнулся бы наземь.

— Что такое с ним? — закричал надзиратель Коттон. — С ним как будто сделался припадок. Положите его здесь, а вы, Симз, бегите за доктором.

С Мичелем точно сделался припадок. Испуг на берегу или продолжительный и скорый бег, а может быть и то и другое, вызвали припадок, похожий на те, что бывали с ним в ранней молодости.

Все на станции собрались около Мичеля, наклонившись над ним; доктор был уже тут, а надзиратель Коттон сам держал свечу. Симз, береговой страж, отправленный за доктором, не мог отыскать его тотчас; наконец он встретил его в городе, под руку с Эпперли, стряпчим лорда Дэна; но много времени было потеряно. Симз сказал о припадке Мичеля, который он назвал «странным», и оба джентльмена повернули к караульне. Мичель все еще был без чувств, а на губах его была пена.

— Уйдите, дайте простор, — сказал доктор, которого звали Уайльд, столпившимся зрителям. — Вы знаете, что было причиною этого припадка, мистер Коттон? Я подозреваю, что этот человек был, должно быть, необыкновенно взволнован.

— Он прибежал сюда запыхавшись, без сюртука, — отвечал Коттон. — Я никогда не видал человека, взволнованного до такой степени; он не мог перевести дух, не мог выговорить слова. Я думал, что он пьян.

Доктор, худощавый, проворный человек, с кудрявыми черным волосами, не сделал никакого замечания. Он занимался Мичелем. Надзиратель продолжал: