Жаклин Бэрд - Страсть с повинной

- Спасибо, - пролепетала Ребекка. Она была благодарна Жерару, но толку-то - изменить уже ничего нельзя. Бенедикт теперь ненавидит ее за то, что она скрыла от него Даниэля, к тому же он думает, что она получила его письмо и не захотела ответить. Дело даже не в этом:

Бенедикт никогда ее не любил... Брак без любви тогда или теперь, какая разница?..

Как бы что-то почуяв, Бенедикт подошел к ним, с улыбкой переводя взгляд с одного на другую.

- Ухаживаешь за моей невестой? Стыдно, дядя.

Ребекка с Жераром присоединились к его смеху. Даже если смех Ребекки прозвучал невесело, никто этого не заметил.

Настало время расходиться. Появился Даниэль, он дергал Ребекку за подол платья, лицо его разрумянилось, а галстук-бабочка съехал набок.

- Это самый, самый хорошейший день в моей жизни! Теперь у меня есть свои собственные мама и папа. Джош...

- Ладно, сынок, - перебил Бенедикт, - о чем мы с тобой договорились сегодня утром? Никаких слез, поцелуй маму и слушайся дядю.

Ребекка смотрела на них обоих: открытая сияющая мордашка мальчика резко контрастировала с непроницаемым лицом Бенедикта. Благодушный жених-весельчак исчез; все это был спектакль для гостей. Она наклонилась и поцеловала Даниэля, судорожно прижимая к себе, и, лишь когда он начал вырываться, отпустила его.

- Ты оставила его на неделю с любовником, так что несколько дней на взморье в семье моего дяди ему не повредят, - процедил Бенедикт.

Вглядываясь в его потемневшее лицо, Ребекка вдруг подумала: может быть, он ревнует к Джошу? Не это ли причина такой перемены? Нет, не в этом дело. Просто в нем вновь возобладала его желчная, саркастическая натура.

- Даниэль мог бы поехать с нами, - запротестовала она снова, хотя знала, что все бесполезно. Они уже обсуждали это вчера много раз. И тут она вспомнила слова Фионы. Уже начинается: Бенедикт старается перетянуть сына на свою сторону.

Вокруг его подбородка пролегли жесткие складки.

- Нет, хотя бы для вида мы должны несколько дней побыть вдвоем. - Он обнял ее за талию, и еще несколько минут она, мобилизовав все свои запасы радушия, любезно прощалась с гостями.

Наконец Ребекка с облегчением опустилась на обтянутое мягкой кожей сиденье взятого напрокат "роллса" и, откинув голову, закрыла глаза. Слава тебе, Господи! Кончилось это притворство.

Но не тут-то было. Когда "ролле" остановился у дома Бенедикта и она с его помощью, в затянувшемся молчании, вышла из машины, он внезапно подхватил ее на руки и перенес через порог.

- Поставь меня, - безуспешно отбивалась она.

- Этого требуют традиции, - усмехнулся он и стал подниматься по лестнице, неся ее на руках, точно капризного ребенка. Потом плечом распахнул дверь спальни и таким же манером захлопнул ее.

Сердце у нее едва не выскакивало из груди, а Бенедикт, черт бы его побрал, даже не запыхался. Неужели он и впрямь такой силач или это ее страх превратил его в гиганта?

- Зачем эти игры, Бенедикт? Здесь нет никого, кто бы видел твой спектакль, - проговорила она.

Не отрывая от нее глаз, он медленно, дюйм за дюймом, прижимая всем телом к своей груди, опускал ее на пол.

- Ты моя жена и мать моего сына. Так что никакой игры. Это начало реальной жизни. Ты у меня позабудешь о Джоше и всех прочих раз и навсегда. Я заставлю тебя усвоить, кому ты отныне принадлежишь.

Холодная неумолимость его слов потрясла Ребекку. Когда ее ноги коснулись наконец пола, она попыталась высвободиться из его объятий, но он железной хваткой удерживал ее за плечи.

- Да перестань ты дергаться! - прикрикнул он, прижимая ее к себе так близко, что она чувствовала запах шампанского, исходивший от его губ. - Платье сослужило свою службу, а теперь, я думаю, с ним можно расстаться. - И он потянул замок молнии на спине.

- Отстань! - закричала она, но было уже поздно. Бенедикт спустил платье с ее плеч, и оно заструилось шелковым водопадом на ковер. Не успев отбить мгновенную его атаку, она теперь стояла перед ним лишь в кружевном белье и чулках.

Прикрыв грудь руками, она затравленно озиралась по сторонам, мечтая забиться куда-нибудь подальше. Ее взгляд остановился на огромной кровати, и от болезненного воспоминания ее передернуло; подступила тошнота. За пять лет здесь ничего не изменилось, все напоминало об их первой близости, вселяя в нее ужас. До этой минуты она и не представляла себе всех последствий ее скоропалительного замужества.

Она обернулась. Бенедикт снял пиджак, галстук, рубашку, одной рукой он расстегивал молнию на брюках, а другой впился ей в плечо. Взглянув на его жесткое лицо, она поняла, что он готов осуществить свою угрозу.