Александр Журавлев - ДИАЛОГ С КОМПЬЮТЕРОМ

И никогда о таких не слышал. В чем же дело? Да неужели наука о величайшем из достижений человека, наука о его языке, должна быть такой отталкивающей, такой занудной, такой никому не нужной? Не могу в это поверить. Ведь подчас диву даешься, наблюдая, какую богатую, яркую и эмоциональную языковую жизнь ведет на перемене тот самый Иванов, который только что на уроке косноязычно демонстрировал отсутствие «языкового чутья»: он рассказывает о фильме интересно и образно, знает считалки и пословицы, прибаутки и поговорки, острит, рассказывает анекдоты и с увлечением играет в «балду».

Кощунственные мысли порой одолевают: а не больше ли получается проку, когда на уроке вместо зубрежки разрядов местоимений Иванов под партой играет с приятелем в «балду» — игру большой информационно-языковой емкости? Да мало ли языковых игр, в которые играют не только дети, но и взрослые — кроссворды, ребусы, шарады. Не так давно появилась языковая игра «Эрудит» — увлекательная и захватывающая, как шахматы. По ней вполне можно было бы проводить турниры. Но ни в школу, ни к вузовским филологам она не пробилась — второстепенные члены привычнее.

Заметьте: все, чем интересна и увлекательна наука о языке, все «живые» моменты урока и учебника, все языковые игры связаны отнюдь не с грамматикой, а с языковым значением. Действительно, что составляет основную ценность языка, самое важное в нем? Фонетика? Морфология? Синтаксис?

Нет. Все это важное, но второстепенное, подсобное, нужное лишь для того, чтобы осуществить главное — выразить смысл, значение, содержание. Следовательно, основа языка — значение, семантика. Только вот парадокс — ни в школьных, ни в вузовских учебниках даже раздела такого нет. Кое-что про синонимы, омонимы, антонимы да про переносные значения — вот и вся семантика. Где уж тут интерес, когда в учебники не допущена сама душа языка, его жизнь, его смысл, остались только пустые футляры «грамматических форм».

Читатель, незнакомый с программой высшего филологического образования, пожалуй, удивится, узнав, что основной, стержневой курс этого образования — современный русский язык — изучается лишь первые три года обучения. Будущий специалист по преподаванию русского языка два последних, наиболее сознательных года учебы этим языком не занимается. Я допытывался на разных совещаниях, чем объяснить такое странное положение, но вразумительного ответа ни разу не получил. А потому вижу в этой ситуации некий перст судьбы: будто оставлен временной резерв для введения последнего и важнейшего раздела курса — семантики современного русского языка. Что он будет введен, не сомневаюсь. Заставят и общетеоретические соображения, и практические нужды. И прежде всего нужды кибернетики.

Хотя компьютер худо-бедно слышит речь и довольно сносно говорит, но... И здесь остановимся, чтобы подчеркнуть это «но» двумя жирными чертами. Потому что в этом-то «но» вся и загвоздка. Оказывается, мы, люди, слушая речь, слышим не то, что слышим, а то, что понимаем. Поэтому так трудно вникнуть в смысл живой речи а чужом языке, если даже этот язык знаком. А вот если говорят на родном — достаточно лишь нескольких опорных звуков, лишь звукового намека, и мы узнаем слово, домысливаем его. Даже если речь зашумлена или с дефектами. Как в сцене с «вогопедом», живущим на улице «Койкого» из известного фильма:

— Февочка, скажи «фыба».

— Селедка!

Вот чего компьютер не в состоянии сделать — он не в состоянии домыслить, сообразить. Первый советский синтезатор речи, едва «раскрыв рот», сказал следующее:

— Я могу прочитать все, что вы напечатаете, но я не понимаю того, что читаю вам.

Да, компьютер не понимает ни того, что слышит, ни того, что говорит. И эту фразу он, конечно, не сам придумал, ее напечатали на телетайпе создатели синтезатора, он только прочел вслух.

Любопытно, что долгое время в группах разработчиков «искусственного интеллекта» не было лингвистов. Это была не случайность, а позиция кибернетиков, которые считали, что от языковедов никакого проку в таком деле не будет, что «машинники» и сами прекрасно справятся с премудростями языка: машина, мол, вон какими сложными формулами шутя оперирует, а тут, подумаешь, всего-то ничего — буквы, слова да предложения.

Только орешек оказался твердым — не поддался. Теперь наконец-то стало ясно, что без лингвистики кибернетике дальше ходу нет. Подошел тот момент, когда овладение силами информации через кибернетическое освоение языка стало насущной и неотложной задачей, а решить ее нельзя без кибернетического моделирования языковой семантики.