Радзивилл Ежи - Гении неба

— Смотри, не произноси ни слова об основной работе твоей мамы, — подчеркнул я, — Здесь это не оценят, — толкнул дверь и громко сказал:

— А вот и они! Проходите, девочки!

В проеме дверей показалась бабушка. Как всегда, меня удивила быстрота, с которой она меняет свою одежду. Сейчас на на ней было строгое темное с синеватым отливом платье:

— Друзьям Андрея в этом доме всегда рады, проходите, располагайтесь, а я сварю еще кофе.

Кто знает такого человека, как моя бабушка, с детства, тот с любыми королями будет говорить запросто, чувствуя себя свободно и раскованно. Одев тапочки, мои жены пересекли прихожую и как кошки замерли на пороге гостинной. Я легонько шлепнул по заду Юри, подтолкнул под локоть Эву.

Юри невозмутимо обошла комнату, потрогала музыкальный центр, состроила гримаску и кинула спину в мягкое, обнимающее низкое кресло. Эва прошла к другому из кресел и собранная, присела на край. Я кашлянул и демонстративно глянул на завязанные немыслимым узлом ноги Юри. Она в ответ показала длинный саблевидный язык.

Из кухни появилась бабушка с подносом, на котором имелись четыре чашечки, никелированный старинный кофейник со спиртовкой, извлекаемый из кухонных недр бабушкой тоько в самых торжественных случаях да еще серебрянный кузовок с печеньем. Поставив поднос на стол, она внимательно посмотрела на моих спутниц. Самоуверенность постепенно слезла с лица Юри, и она приняла не такую свободную, но зато гораздо более корректную позу.

— Это мать моей матери, Татьяна Игнатьевна, — начал я процедуру знакомства, — Это Юля...

— И-из Ленингрээд, жить на улиса Торез, — добавила Юри. Я кивнул:

— Юля из Ленинграда, она плохо говорит по-русски, но все понимает.

— Ева Лендер, гражданка Великобритании, — четко, по военному отрекомендовалась Эва, — Живу в Ист-Сайде Лондона.

Бабушка задумчиво взглянула на меня, затем — на Эву. Перебросилась с ней несколькими фразами на английском. Медоенно сказала:

— Это действительно правда, что вы — англичанка? У вас странный акцент. Фамилия немецкая, а вот выговор ближе к восточной Азии.

— Это легко обьяснить, — пожала плечами Эва, — Мы очень долго мотались по Ближнему Востоку, и это сказалось на языке. Зато вы говорите просто безупречно.

— Было бы странно, если бы после двенадцати лет работы в Лондоне я говорила по-английски плохо — усмехнулась бабушка, — Так что у вас, скажите на милость, за дела с моим внуком?

— Я люблю его, — серьезно сказала Эва, — Это тот человек, который может дать мне счстье и здоровых, крепких, умных сыновей.

— Хорошо, если так, — задумчиво кивнула бабушка, ну а вы, Юля, на каком языке говорите?

— Хо! Мильен язикь и всеь плохой, — засмеялась Юри, — Когда вас не стремает мой тридиксюрн на этот велики Язика, то я говорить на он. Это есть мое вежливость на Ваше Великолепность.

— Нисколько не стремает, — заверила ее бабушка. Повернулась ко мне:

— А теперь давай начистоту — что с тобой произошло и кто они такие?

— Будем считать, что ты готова к неожиданностям? — нервно улыбнулся я.

— Да готова, готова! Давай колись — где был, что делал и вообще!

— Моя внешность изменилась, — сообщил я и коснулся пластины индигала, специально запрограммированного мной на постепенную смену облика. Одно мое лицо перетекло в другое. И не только лицо. Юри пробормотала без тени акцента:

— "Речь — клевета. Молчание — ложь. Выход за их пределами", так сказал Конфуций.

Внезапно включился музыкальный центр, и оттуда донеслось:

" — И так это все было странно,

Холодный ветер ударил в паруса.

А просто подвыпивший ангел

Поднял тебя и бросил в небеса.

А в небе был окоп, и грянул бой в прекрасном яростном мире

И пели звезды песни, неизвестные тебе,

Необходимые тебе.

И с победой вернулся на Землю, и быт пришел в торжественном чаду,

И так это все было странно, и ты ходил и плакал на ходу,

И это был дурдом, и в нем была твоя Стандартная Схема,

Ангел твой побрился и бросил пить вино —

И ты опустился на дно..."

Музыка неожиданно оборвалась. Бабушка вздохнула:

— Вот оно как. Плохо, когда вещи начинают иметь свое мнение.

— Это только группа "Дети", — пробормотал я, — Это их песня "Окоп".

— Ты станешь отрицать, что с тобой произошло нечто подобное?

Я покачал головой. Юри заметила:

— Не лучше ли переместиться на один из наших кораблей и продолжить разговор там? — губы ее при этом были сжаты, я понял, что она пользуется мыслеречью, — Еще раз напоминаю Конфуция: "Выход за пределами речи и молчания".