Радзивилл Ежи - Всадники черных лун

— Попробуем, — энергично сказала Линда, запуская руки в туманную дымку. Полились знаки.

— Корабль не знаешь?

— Он говорил: "Галоша", — припомнил юноша. Линда рассмеялась:

— Так ласково обзывают всякий потрепанный пароходик. Нет, не зарегистрировано прибытия такого капитана. Как он выглядел?

— Патрульные, которые меня забирали из "Столыпина" видели его почти в упор. Наверно, они запомнили этого крепыша в синей форме со странным тройным золотым кантом на рукавах.

— Если они делали съемку, а делали наверняка... Там загорался такой резкий свет?

Рик кивнул:

— Он как раз направил бластер под столом в меня. Незадолго перед тем, как меня увели.

Вокзальная меланхолия окончательно испарилась из прищурившихся глаз:

— Бластер? В ресторане? И чего же он от тебя хотел? Ну не грабил же в самом деле?!

— Координаты или карты моего мира, Линда. Мы назначили местом связи портовый бар "Три Поросенка". Я должен передать для него записку, в которой будет только где и когда я с ним встречаюсь.

Линда присвистнула, вскочила и обвиняюще воскликнула:

— Да ты... Да ты просто ненормальный, что молчал все это время!

Посмотрела на экран, резко выдохнула:

— Принято. Будем разбираться. Что ты еще успел откопать здесь, Рик? О чем хочешь узнать? У тебя еще есть тридцать три... с небольшим минуты. Давай.

— Этот вопрос давно меня грызет. Может, ты знаешь ответ?

— Какой? — поторопила Линда, — Сети тоже нужно время на поиск инфо. Быстрее.

— Что такое "русский"? — спросил ее Рик.

— О, это вопрос! — Линда усмехнулась, — Наташа много знает, но только смеется и ничего не говорит. А я знаю, как и все, только легенду. Хочешь, чтобы я тебе ее рассказала?

— Да. Времени хватит?

Угу. Я коротко, — сказала девушка и вышла из-за стола.

— Когда-то давным-давно на Террис существовали разные породы людей. Породы отличались многим, и у них был разный цвет кожи. — одни белые, другие черные, третьи красные и так далее. Белые, такие, как Наташа, поклонялись священному зверю, сохраняющему покой в Космосе, называемому "Рус" или "Рысь". Они долго жили, безмятежно воюя и сея, и строили города, и открывали разные науки. Они так долго жили, не видя зверя, что забыли своего покровителя и друга, перенесшего их когда-то неизвестно откуда на благословенную Террис, и забыли, кто они, зачем они, и испортились.

Линда выдержала паузу, внимательно глянула на Рика.

— Так гласит легенда, что зверь долго справлялся сам и не беспокоил своих друзей. Но однажды ему стало тяжело, и весь израненный, ступая по черноте Космоса, он приковылял просить у них подмоги. И когда он пришел к ним, то люди... Ведь пока он не тревожил своих друзей, прошло много-много поколений, и от старины осталось только их название — русские. Они убили его, потому что испугались. Они не знали, что Рус не простой зверь, и его нельзя убить надолго. А зверь, ожив, понял их, и простил их, и он не стал мстить. Он предоставил людей Руса, русских, самим себе. Но иногда он приходит на Террис, и становится на время человеком — русским, и зачинает детей от их женщин. И уводит своих детей с собой, в черноту Мироздания. И они помогают ему поддерживать Космос, дети Руса, надежные, как сталь, верные только своему зверю, неутомимые в работе и неутолимые в любви... Скажи, а кто твой отец?

Рик пожал плечами.

— Наверно, не этот зверь.

Сказал с внезапной откровенностью:

— Моя мать была портовая шлюха. Не думаю, чтобы Рус, если он есть, снизошел до нее. Но эта легенда так красива, что может быть правдой. Ты веришь ей?

Линда вздохнула:

— Может, и верю. Пойдем, я покажу тебе Руса. Он на гербе Гдема.

Они поднялись по лестнице на уровень выше, держась за руки, как послушные дети. Линда обняла и повернула юношу:

— Вот, смотри, и не спрашивай больше — верю ли я.

Простенок занимал металлический диск в рост человека. На нем был изображен оскаленный зверь с коротким хвостиком, с прижатыми к голове ушами, яростно замахивающийся лапой на зрителя, прищурив дикие багровые огоньки звероглаз. За зверем вращались крошечные разноцветные миры в черноте Космоса.

Линда обняла Рика сильнее под любопытными взглядами, прошептала:

— Пусть смотрят! Ты мой, и я не отдам. Вспомни Эн Ди. И посмотри в эти же бешеные глаза. Три тысячелетия этот Рус охраняет сотни тысяч миров Гдема. Трижды он просил нас помочь, и мы шли, и гибли, и возвращалось немного. И вой бабий стоял, когда провожали. Но если позовет снова — пойдем. Столько раз, сколько будет нужно. Потому, что три тысячи лет мир в Гдема. Мы — его дети. Три тысячи лет мира, понимаешь?