Радзивилл Ежи - Всадники черных лун

— Ну, если там все таковы, то пора разбирать эти стены, — улыбнулся Рик.

Северяне захохотали, трогая коней.

— Нужен ваш совет, — сказал Рик, когда они отсмеялись, — Как лучше доставить двести с лишним мешков туда, — махнул рукой, — В монастырь. Они там высохли, как скелеты. Одни старухи да девчонки. Все свое раздали этим горлопанам, и не жалуются. Я и не думал, что там так плохо.

— Так... Как обычно, — предложил разговорчивый, — Мы покараулим, чтоб с подвод не тянули.

Рик покачал головой.

— Ага. И толпа побежит туда. Эти святые опять все раздадут.

Воины помрачнели. Потом самый молчаливый из троицы, обезображенный шрамом наискось через все лицо крепыш негромко сказал:

— Мы подумаем. А вы, барон, спросите у Старого, у Альдера. Он наверняка что подскажет. И не расстраивайтесь, нас мало, но мы северяне, барон!

— Поставить на колени всегда легче, чем потом с них поднять, — проворчал третий.

— Хорошо бы уговорить доктора побывать там... нет, лучше... Она занята, — вслух думал Рик, — Все же придется самому. А, если в сутках тебе не хватает пары страж, то нарисуй их, и вместо семи станет двенадцать! И еще одну — на сон, чтоб не кашлять.

К вечеру зерно и муку вывезли, присыпав мусором, оборванные слуги. Толпа не обратила на три телеги внимания. Мусор их не интересовал. Да и телеги ехали не вовнутрь. Когда к вечеру в монастыре разгорелись давно холодные очаги, а на кухонных столах оживленные сестры с наслаждением стали наскоро месить постное тесто, Рик Хаш постучал в келью настоятельницы. После обычного "войдите", он осторожно просочился в дверь, неся поднос с большими тарелками.

— Я еще раз прошу прощения, но ваше состояние меня очень беспокоит. Вот, я принес вам, добрейшая, взятку, за более редкие благодарности богам, — сказал он, осторожно устанавливая поднос на стол:

— Здесь скромный, но еще горячий мясной отвар, лечебные снадобья, вино и хлеб. И заправленная маслом лампа, ибо тут совсем темно. Может быть, вам в ее свете почитают на ночь.

— Взятку? А какую взятку вы дали, чтобы вас пустили?

— Я перелез через стену, — ухмыльнулся Рик, — Держа поднос на голове. Но чего не сделаешь, чтобы доставить вам удовольствие?

— Ваша забота обо мне становится чрезмерной, — нахмурилась настоятельница, — И вы слишком широко истолковали мое приглашение.

— Меня извиняет забота о больной женщине, святой женщине, — серьезно сказал Рик, — Будь вы здоровы, я бы не баловался чудесами и не проходил сквозь стены с горячей пищей для вас. Вы, голова монастыря, обязаны нормально питаться. Посмотрите хоть бы и по себе — человек голодает, высыхают руки и ноги, исчезает подкожный жир — и только голова остается неприкосновенной.

— Обостряется нос... Впрочем, я поняла вас. Думают не носом и не щеками. Хотя запах приятен и я против воли начинаю думать носом. Вы были на кухне? Впрочем, где бы еще это приготовили.

— Я рад, что вы поняли. Я не ищу для себя ничего. Но очень расстроился, видя вас в таком состоянии. Простите мою бестолковую суету. Я все еще боюсь потерять нового друга — вас. На кухне же все радостны и стряпают. Горит жаркий огонь под очагами. Скоро испекут первый хлеб. Уже вовсю им пахнет, — сымпровизировал Рик, — так что не стоит печалиться. Я стараюсь делать добро. Только не всегда у меня выходит задуманное, гораздо чаще как-то слишком кособоко. Так иной раз наперекосяк, что сядешь в расстройстве и думаешь: чего ж это такое: добро ли, зло? Но я всегда делаю от души. От чистого сердца. Как протягивают руку, чтобы поймать оступившегося — не думая о выгодах. Просто ловят за локоть, чтобы не упал. Как вы себя чувствуете, святая женщина?

— Хорошо. Я уже давно не чувствовала себя так хорошо. — сказала настоятельница. Нахмурилась:

— Однако не следует называть меня святой. Я не святая. Я просто настоятельница.

— Согласен. Я не стесняю вас своим обществом? Мне показалось, что занимать вас разговорами, когда на столе еда, довольно гадко с моей стороны. И я исчезаю, — сказал Рик Хаш, отходя к двери:

— Покойной вам ночи, но сначала, конечно, приятного аппетита.

Рик тихо удалился к стене, за которой его ждал верный серый. Да общительный дружинник, приглядывающий за тем, чтобы серого не украли и не съели.

Некоторое время слепая лежала неподвижно, затем протянула руку и потянула за шнурок. В дверях почти сразу же показалась монахиня. Она удивленно посмотрела на поднос из монастырской трапезной, где горела масляная лампа, освещая расставленную снедь.