Анатолий Агарков - Как я стал Богом

Боевой задор виртуального помощника передался мне. Собираясь в дорогу, напевал: "Тореадор смелее в бой....". Простился нежно с Мирабель, попросил приготовить что-нибудь вкусненького к ужину, пообещал принести хорошего вина. А ей — никуда не выходить и посторонних не впускать. За сборами и прощанием чуть не забыл оптимизатор. Билли у порога догнал звонком:

— Не чувствую контакта. Где оптимизатор?

— Ах, да! — потянул браслет с руки Мирабель. — Ты позволишь, дорогая? От простуды уберечься.

Простуда, от которой следовало беречься, поджидала меня в таверне, за столиком у окна. Нет, это я для красного словца завернул. Не мог он меня ждать. Искал, конечно, но на такую удачу — найти место моей последней пресс-конференции и тут же её виновника — вряд ли надеялся. Две кружки из-под пива стояли перед ним. Это ты, братец, переборщил. Забыл что перед тобой знаток айкидо? Или не знал? Впрочем, дело не в поясах. Ещё дорогой, когда надел оптимизатор, почувствовал себя в непривычной тарелке. Будто во мне что-то всклокотало и запузырилось, норовило выплеснуться. Виновника новых ощущений искать на стороне не приходилось.

— Билли, что ещё за фокусы? Только не говори, что ты здесь не причём.

— Причём, причём, Создатель. Сейчас в тебе сосредоточена сила и мощь всех мастеров рукопашного боя, когда-либо существовавших на Земле. Распорядись ею должным образом.

Вся сила и мощь.... Я осмотрел поле битвы. Двухвековая (а может старше?) таверна с низким потолком. Канделябры на массивных цепях. Когда-то в них горели свечи, теперь разбивают головы подвыпившие посетители.

Их немного. Трое за одним столом играют в кости, двое за другим в шахматы. Один у стойки. Один у окна за столом с двумя глиняными кружками. Ну, этот, последний, понятно, зачем здесь. Остальные — в силу привычки? На руке оптимизатор — напоит, накормит, спать уложит хоть с самой наипервой кинозвездой. Должно быть, общение влечёт людей. Чтоб не в мыслях, а наяву языком почесать. Чтоб дым из трубки нос щипал, и пиво глотку холодило. Организму вредно — душе приятно. Впрочем, оптимизатор вредности нейтрализует — есть такая функция.

Худенькая девочка — двенадцатилетняя дочка хозяина заведения — встав на скамеечку у камина, играла на скрипке. Хорошо играла, просто здорово, а мелодия непростая — классическая, из прошлых веков. Казалось, её не слушают, но время от времени игроки в шахматы и кости кидали реплики:

— Молодец, Эльза! Ай, да молодец!

Девочка со скрипкой — последний штрих к декорациям кровавой мизансцены. Нельзя допустить, чтоб он начал палить.

— Билли.

— Импровизируй, Создатель. Наглость и напор.

Я кинул дождевик подсуетившемуся хозяину и на чистом латышском (ай, да Билли!) поприветствовал присутствующих. Прямиком направился к столику у окна.

— Позволите? — присел. — Не поможете скоротать вечер — нарды, карты, шахматы?

Он, конечно же, узнал меня — напрягся весь. А я тараторил, на незнакомом прежде языке, и имя своё исковеркал:

— Алкснис.

Сделал знак хозяину — два пива.

— Сэр, должно быть, не местный? — обратился по-английски. — Позволите угостить?

Он смотрел на меня внимательно и недобро. Худому, вытянутому вперёд лицу трудно улыбаться. И глаза его напрочь выцвели. Довели парня боссы из Лэнгли — самой жизни не рад.

— Господин — англичанин?

— Шотландец.

— Может, бутылочку шотландского виски для знакомства? И жареного поросёнка. Нет, двух жареных поросят! Раз не шахматы и не покер, предлагаю старинную латышскую забаву — бездонное брюхо. Суть не сложная: едим, пьём, пока один из нас не скажет — хватит. Проигравший платит за всё.

— Нет ни голода, ни жажды, — буркнул он и сунул ладонь в карман.

Я и бровью не повёл. Он был на расстоянии вытянутой руки, а стало быть, в моей власти. Уже сейчас я мог бы вышибить из него мозги или надеть на его запястье свой оптимизатор — что, собственно, равносильно. Мне было интересно, как кошке с мышкой — что он предпримет?

Думаю, те же мысли одолевали его. Он был уверен в своём превосходстве, и теперь подыгрывал, вживаясь в роль странствующего европейца. Какой же ты, парень, шотландец с такой незавидной челюстью? Двинуть по ней пока он в карманах своих копается? Я переборол это желание, а нареченный шотландцем извлёк на свет Божий сигареты с зажигалкой вместо пистолета.

— Хотите фору дам?

— Я не терплю обжорства.

— Тогда на руках, — я упёр локоть в стол и протянул к нему ладонь. — Ну же!