Анатолий Агарков - Как я стал Богом

— Да-да, — бабушка всхлипнула и ушла в свою комнату.

Мы подумали — собираться. Вспомнили о ней, когда в прихожей затопали грузчики. Она сидела у столика, положив на него руки, а голову откинув к стене. Глаза были открыты, но жизни в них уже не было.

Вещи отправили на новую квартиру. В старой задержались ещё на два дня, устраивая бабушкины похороны.

Гроб стоял на табуретках перед подъездом, когда подъехал генерал. Он так свирепо зыркнул на бывшего зятя, что бедолага юркнул в свою машину. На кладбище стоял одинокий, жалкий, под зонтом — моросил дождь. Когда уехал дед, приблизился к нам и протянул руку.

Я недоумевал — прощения просит, милостыню? Сообразила мама — и положила в его ладонь ключи от квартиры (у нас двойная дверь). И я положил свои. Думаю, была бы жива бабушка, и она положила. Вот так мы расстались.

На девятый день после бабушкиной смерти, мама накрыла стол положенными яствами, заказанными в ближайшем ресторане. Ждали генерала. Он обещался, а потом позвонил и извинился — дела. Мы начали угощать друг друга. Позвонил папашка, и я ушёл с трубкой в свою новую комнату. Отец гулял с маленьким сыном, приглашал меня присоединиться. Тон мой был до смерти ледяной:

— Вы номером ошиблись, гражданин — отец мой погиб, испытывая самолёт.

Бобчинский помолчал немного и тихо произнёс:

— Царствие ему небесное.

Добчинский с ним согласился, и оба отключились.

Через полчаса он позвонил маме на домашний телефон и начал выговаривать, что она настраивает против него сына. Мама включила громкую связь и слушала, не перебивая.

— Всё? Ты знаешь, а я уже начала говорить любопытным, что у Лёшки никогда не было отца — он зачат из пробирки.

— Не поменяла ему отчество на Пробиркович? — буркнул зло отец.

— Как раз над этим думаю.

После их разговора заметил маме:

— Ты строга с ним.

— Так надо. Пусть считает нас неблагодарными — так ему будет легче оправдать свою вину.

И такую женщину он оставил! Глупец! Я уже всерьёз начал опасаться, что никогда не влюблюсь в девушку, имея перед глазами живой пример женского совершенства.

— Подожди! — смеялась мама. — Вот встретишь ту, единственную...

На следующий день поехал в институт и написал заявление. В МГИМО меня не отговаривали — а ведь был лучшим учеником курса. Выходил из деканата, а уж свеженький приказ о моём отчислении красовался на доске объявлений. Ну и пусть! Пусть Добчинский малыша своего готовит в дипломаты.

Жаловался Билли на постигшие несчастья.

— Ты можешь чувствовать боль?

— Не знаю. Не задавался целью.

— Шутить ты уже умеешь, научишься сопереживать — и до человека тебе останется совсем немногого — пару ног да пару рук. Голова у тебя и сейчас светлее света.

— Человек субстанция несовершенная, хотя вполне эволюционная. Смертны вы, Создатель, вот в чём беда, и этим ограничен потолок вашего совершенствования. Например, твоего.

— Рано ты меня. Я ещё послужу Отечеству.

Мама готовилась лететь в Якутию, собирать стразы на песчаных отмелях Холодянки (речка такая). Я купил ей спутниковую мобилу и наказал, держать со мною связь — после сессии хотел присоединиться. Благо патрон не заваливал работой, только аккуратно сообщали из Администрации — на мой счёт перечислена месячная зарплата. Думаю, Президент ждал доклада ГРУ, о результатах моего прикрытия. Что они там делали в связи с этим — не знаю. Предложили бы поменять фамилию, имя и отчество — согласился с радостью.

Всё, что нужно, чтобы натовцы не сели мне на хвост, сделал Билли. Он вёл с ними свою игру, водил за нос три самых мощных разведки мира и о результатах своих проделок докладывал мне. Я только диву давался и гордился своим созданием.

Мамин рюкзак стоял в прихожей, когда мы накрыли стол на бабушкины Сороковины. Генерал приехал с молодой женой и двумя её дочками. Поднял тост:

— Не смотря на все происки врагов, число наше растёт и множится...

Потом подумал, что к усопшей ни то, ни другое никак не отнесёшь, прервал свою речь, хлопнул стопарик, покосился на женщин, достал мобилу и с озабоченным видом ушёл смотреть бокс по телеку.

Женщины завели тихую и печальную беседу. Чтобы не мешать им, зазвал сестричек в свою комнату. Они мигом освоились. Сначала попросили не сопротивляться, а когда прикрутили меня к креслу, принялись пытать. К сожалению, в ГРУ мне не прививали терпимости к пыткам. Я мигом раскололся и тут же пообещал жениться на них, как только достигнут совершеннолетия. На обеих. На обоих. На обух.