Анатолий Агарков - Как я стал Богом

Что-то новенькое. Покосился на Патрона. Сидит, склонивши голову, с тоскою смотрит в дно бокала. Белоснежный чуб свесился и качается в такт сердцебиения, нездоровым румянцем набрякло мясистое лицо.

— Протестовать не пробовали?

— А я протестую, — шеф щёлкнул ногтем по краешку тонкого хрусталя.

Слабый довод для протеста, подумал, а вслух сказал:

— За Протоколом стоят люди.

Патрон встрепенулся, ткнул в мою сторону пальцем:

— Умник. А то я не знаю.

Вооружился бокалом:

— Всё я знаю и всех. Кто они без меня? Шу-ше-ра. Но что толку менять — Протокол-то останется.

Патрон выпил.

— Что с ним делать? Не знаешь? Вот и я не знаю.

— Почему не знаю? — нацелил пульт на светящийся в углу телевизор, переключил на канал "Новости 24 часа", прибавил звук. — Знаю. Я — президент, передо мною вся страна и информация из первых рук, минуя фильтры аппарата. Смотрим — правим.

На экране шёл сюжет о безногом инвалиде. У бедолаги случился пожар — выбрались с супругой, в чём спали, а дом сгорел. С той поры уже шестой год живут в уцелевшем сарае. Сердобольные соседи утеплили его, печурку сложили, а власти безмолвствуют.

— Константин Иванович имеет статус блокадника, — вещал журналист в телекамеру. — Ему положено бесплатное жильё, да видно не про него закон писан.

— Суки! — прокомментировал президент. — Ты, Алёша, запиши координаты — завтра взгрею кого надо.

— Повезло мужику — сам Глава государства вступился. А скольким не повезло? Скольких не замечают местные власти, обходят вниманием столичные журналисты?

— Что предлагаешь? Ну, давай комиссию создам по делам ветеранов, чтоб..., — Патрон не придумал, чем заниматься новой административной структуре, будет ли она эффективнее существующих, и замолчал.

— Что предлагаю? Государство объявило себя ответственным за судьбы людей, отдавших здоровье на его благополучие — выделяются средства, тратятся, а константины иванычи ютятся в сараях. Причина — казнокрадство. Значит надо лишить чиновников возможности красть у ветеранов. Как это сделать? Удостоверения ветеранам заменить налоговыми полисами. Минуя бюрократов, владельцы этих гербовых бумаг обращаются к предпринимателям, и те в обмен на налоговые послабления берут на себя заботу о ветеранах. И дом построят, и квартиру отремонтируют, и лекарства купят, и за кордон свозят подлечиться. На двести тысяч помог старикам, четыреста сохранил от налоговых перечислений.

Патрон смотрел перед собой, барабанил пальцами по столику, никак не комментировал. А меня несло.

— Бюджет уменьшится? Согласен. Но сорок его процентов ежегодно разворовывается недобросовестными чиновниками — такие данные об уровне российской коррупции опубликованы независимыми закордонными исследователями. Так что в этом плане возможна даже экономия. И если сократить ставших ненужными бюрократов, то она — налицо.

Молчание Патрона становилось тягостным. Может, перегнул с новаторством? Как бы кондрашка старика не хватила — от неперевариваемости услышанного.

Проявил инициативу — наполнил бокалы, взял свой, пригубил.

— Хотите, случай расскажу из так называемых дорожных встреч?

Не дождавшись согласия слушать, продолжил.

— В Москву добирался в одном купе с парочкой из провинциального русского городка — ребята загорелые, с курорта. Он из серых бизнесменов, у которых большая часть доходов скрыта от налоговой отчётности. Она — сотрудница Собеса по делам сирот. Выпили, разговорились — они за свой семейный нескончаемый спор. И меня втянули в качестве рефери — кто прав, кто не прав.

Она, тыча пальчиком в мужа:

— Вот ты налоги не платишь, а мы едва-едва наскребаем средств, чтобы помогать сиротам. Ни совести у тебя нет, ни стыда.

— Стоп-стоп-стоп! — обвиняемый ткнул окурком в пепельницу. — Скажи мне, дорогая, сколько вас в отделе?

— Трое.

— А сколько потратили на ребятишек в прошлом году?

— Полмиллиона.

— Пятьсот тысяч сиротам и пятьсот сорок тысяч ваш общий годовой фонд заработной платы, верно? Так мне проще потратить миллион на проблемы малолетних бедолаг, чем кормить трёх дармоедов.

— Так не тратишь же. А не будь нас, что стало бы с сиротами?

— Не трачу потому, что в каждом деле должен быть интерес — на альтруизме далеко не упрыгаешь.

Я замолчал. Рассказ окончен, выводы делать слушателю.

Слушатель воспрял от ступора, прочистил глотку, опрокинул в рот бокал.

— Так, говоришь, интерес должен быть, дармоедов наплодили?