Компьютерра - Журнал «Компьютерра» № 21 от 05 июня 2007 года

Трагедия философии науки настоящего времени в том, что она, с одной стороны, обгоняет те философские представления, что доминируют в научном сообществе, а с другой – отстает от научной практики. Иными словами, философы отстают от науки на один шаг, а сами ученые – на два. Не успела сформироваться идеология «феодальной» формы научной организации труда, а впереди уже открываются новые горизонты.

ЦИТАТА

«Это был грандиозный проект. Сектор А предназначался для работы с художниками, страдающими цветной слепотой, а сектор В – для обследования умственно неполноценных джазистов».

Норткот Паркинсон

Если рабовладельческий строй подкрался незаметно, а его, в свою очередь, тихо и мирно сменил строй феодальный, то капитализм проходил закалку в горниле так называемых буржуазных революций. Потом это стало хорошим тоном, и все последующие формации являются в мир, начиная свою деятельность с «…до основанья, а затем…». К сожалению, а может быть, к счастью, великой коммунистической революции не произошло, а величие революции социалистической в отдельно взятой стране сейчас находится под вопросом. Поэтому мы не будем заострять на них внимание и вернемся к буржуазному строю.

Несмотря на то что капиталистическая экономика достаточно сложна и включает в себя способы отчуждения труда, способы разделения и организации труда, способы присвоения труда, способы оценки труда в некотором эквиваленте (стоимость) и способы мотивации труда, ключевым словом, открывающим двери в мир чистогана, является слово «собственность». Так, по крайней мере, нам говорили последние пятнадцать лет. Вот наладим собственность, взрастим собственника – и мир наживы засияет яркими красками, а пока надо потерпеть. Эпоха первоначального накопления капитала, понимаешь! А тут и власти предержащие, двести лет выступавшие спонсорами нашего общественного института, осознали, что «один ум хорошо, а ни одного лучше», и потихоньку сворачивают финансирование фундаментальных исследований, переложив этот груз на плечи частного капитала и горстки филантропов. Башню из слоновой кости купили в качестве сырья для бильярдных шаров. Настало время финансовой интеграции науки в мировую экономику. И тут встал вопрос о собственности. Причем собственности не простой, а интеллектуальной.

Что общего между баснописцем Эзопом, поэтом Тарасом Шевченко и актрисой Шереметьевой-Жемчуговой? Каждый из них был собственностью. Причем язык не повернется отрицать, что собственностью интеллектуальной. В наши времена все перевернулось с ног на голову. Теперь уже покупатель примеряет на себя ошейник. Подписываясь под лицензионным соглашением, пользователь мало того что добровольно ограничивает себя в правах, но иногда становится объектом шпионажа, призванного подтвердить и обеспечить его лояльность продавцу. Такое состояние дел вызывает справедливое опасение покупателей, полагающих, что в дальнейшем пассивным наблюдением дело может не ограничиться. Ярмо копирайта, в которое впряглось общество, уже начинает натирать шею. Борьба между потребителем, защищающим свои права, и производителем, справедливо требующим вознаграждения за проделанную работу, принимает уродливые формы. И в эту толпу размахивающих своими цепями людей бочком пробирается наука, как прикладная, так и фундаментальная. Слышатся робкие голоса: «Наука – это производительная сила общества. Мы создаем интеллектуальный продукт и хотели бы получить за него справедливую цену. Фундаментальная наука экономически оправдана. Каждый доллар, вложенный в молекулярную биологию, принес Х центов прибыли», и так далее. Речь идет о продукте интеллектуального труда ученых и его превращении в товар. Обычно, говоря о коммерциализации науки, опираются на примеры продажи программного обеспечения и инженерных разработок, забывая, что рынок накладывает свои условия на обращающиеся в нем товары. И если продать можно все, что угодно, то превращение предмета в товар есть процесс удивительный и в чем-то даже загадочный. Потребности людей последние полвека все больше создаются искусственно, а не являются следствием экономической необходимости. Причем люди, создающие эти новые потребности, пребывают в прискорбном неведенье относительно смысла своей деятельности, что превращает современную экономику в сюрреалистический театр абсурда. Все больше и больше философов бьются уже не над поиском, а над возвращением смысла если не жизни, то хотя бы экономической деятельности. И в этой ситуации надо умудриться «впарить» научную разработку, вернее, получить деньги на нее. В науке ситуация осложняется еще и тем, что там внутренняя организация труда ближе к феодальной, а науке приходится интегрироваться в капиталистическую систему хозяйствования. Иными словами, погоня за деньгами приводит науку на грань модернизационного кризиса. И, как всегда бывает, бить будут по самому больному месту – по методологическому ядру, оно же modus operandi науки. Вот только два положения, которые обычно остаются в тени в дискуссиях о коммерциализации науки: