Компьютерра - Журнал «Компьютерра» № 36 от 02 октября 2007 года

Помню, в 1995-м знакомые аспиранты запитывали лабораторное оборудование от «колючки» [У них под окнами как раз проходил охранный периметр, а с него напряжение не сняли]. Ну и сотрудники, конечно, помыкавшись, разбрелись от парадного подъезда. Часть осталась дожидаться пенсии, часть отправилась на Запад, часть обеспечила кадрами нарождающийся банковский и финансовый сектор, многие, как это принято теперь называть, надышавшись свободой [Что-то я ее не припомню], сгинули в водоворотах рыночной экономики. Так мы приобрели уникальный опыт – пережили конец науки в отдельно взятой стране.

Конечно, на момент кончины СССР я был еще молод, но все-таки могу засвидетельствовать, что большого горя никто не испытал. Не было даже символического траура. Научные сотрудники в массе своей не утратили аппетит и не впали в черную депрессию. Несмотря на отсутствие финансирования, наблюдался даже некий научный ренессанс, всплеск инициативы и творчества. Отчасти потому, что у нас была надежда на светлое будущее, у нас был миф о самоокупаемости.

На качественном уровне многие научные сотрудники, из естественников, полагали, что мы – часть технологической цивилизации, неотъемлемым компонентом которой являются научные дисциплины, прикладные и фундаментальные. Они питают массовое производство, служат источником новых фундаментальных, а затем и прикладных знаний, которые рано или поздно реализуются в виде полезных, облегчающих жизнь вещей. Пока будет жить технологическая цивилизация с ее массовым производством, ученые всегда смогут рассчитывать на свой кусок пирога на этом празднике жизни. Более того, в нашей среде многие огорчались, что функция питания производства не выполняется надлежащим образом. К середине семидесятых годов сроки внедрения технологических новаций в плановой экономике СССР стали превышать таковые на свободном капиталистическом рынке. К началу 90-х отставание уже составляло «разы», стало очевидным, что Запад уходит в отрыв.

В том, что сложилась такая ситуация, справедливо винили советскую систему управления тогда еще народным хозяйством. Предполагалось, что освобожденная капиталистическая инициатива приведет к резкому росту инноваций в производстве и, следовательно, к росту востребованности научного труда. Тогда-то и заиграют любовно накопленные стопочки свидетельств об изобретениях и рацпредложениях. На полтора миллиона научных работников в год выдавалось почти пять миллионов свидетельств об изобретениях и рацпредложениях (по данным до 1987 г., [1]) Для сравнения, в 2005 году Роспатент выдал 19,4 тысячи документов, подтверждающих право собственности на изобретения [2][]. Не заиграли!

Справедливости ради надо сказать, что научное сообщество того времени сделало героическую попытку собственными силами внедрить невостребованный прежде интеллектуальный запас в массовое производство. По воспоминаниям (и не только моим), в среднем на одну лабораторию приходилось как минимум одно малое предприятие, внедряющее накопленные научные знания в существующие и новые технологические цепочки. Сил и труда, а также инициативы и творчества в эти малые предприятия было вложено колоссальное количество. Практически никто из их создателей не добился успеха, если не начал торговать секонд-хэндом [Китайского барахла еще не было] или не подсел на трубу. Так или иначе, но самоокупаемость науки не наступила.

Когда большинство попыток реализовать себя в сфере науки и высокотехнологичного производства провалилось, активная часть научного сообщества двинулась по другим, не столь общественно полезным путям: эмиграция, смена рода деятельности и др. Время стремительных перемен, вообще говоря, к рефлексии не располагает. Однако ошибки, которые не были осмыслены, имеют тенденцию к повторению. В свое время работу над ошибками мы не провели [Это ничего, что я высказываюсь за все научное сообщество?], что уж теперь удивляться. В прошлом году опять сошлись "…вода и камень, стихи и проза, лед и пламень…". Минобрнауки в очередной раз пытается реформировать РАН. Наблюдая за дискуссией [С крайними точками зрения можно ознакомиться, например, в [2]], я для себя отметил, что Академия (а ее позиция мне близка) использует весьма узкий набор аргументов в подтверждение своей общественной полезности. В основном эксплуатируется то же представление о необходимости науки в цепочке технологического производства, что и в девяностые годы. То есть мы вновь апеллируем к окупаемости науки.