Компьютерра - Журнал «Компьютерра» № 36 от 02 октября 2007 года

Впрочем, вернемся к Эверетту. К 1978 году он освоил пираханский язык настолько, чтобы понимать, что полученного им багажа знаний для работы с пираханцами недостаточно. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. В 1978 году бразильское правительство разорвало контракт с миссионерской организацией, пославшей Эверетта в Бразилию, и у новоявленных миссионеров не осталось выбора: чтобы получить право жить рядом с племенем, супруги должны были доказать, что занимаются научной работой. Эверетт поступил в государственный университет Campinas в Сан-Паоло (UNICAMP), где познакомился с теориями Ноама Хомского, человека, под сенью работ которого оказалась вся современная лингвистика. Увлечение Эверетта идеями Хомского привело к тому, что посвященная языку пирахан диссертация, которую Эверетт защитил в 1983 году, была написана с позиции убежденного хомскианца. Все не укладывающиеся в модель Хомского примеры Эверетт или «подтянул», дабы практика отвечала теории, или попросту выкинул, потому что объяснить их в рамках выбранной модели было невозможно. В каком-то смысле он поступил со случаями, не укладывающимися в его представление о реальности, так же, как маленький индеец поступил с самолетом.

На переосмысление сделанной работы у Эверетта ушло почти двадцать лет. Все это время ученый продолжал изучать пираханский язык, пытался – без особого успеха, впрочем – перевести-таки Евангелие от Луки на пираханский и пробовал найти другие подходы к изучению пираханского, поскольку модель Хомского, с одной стороны, не позволяла объяснить все особенности языка, а с другой – казалась Эверетту слишком громоздкой. В 1999 году он в очередной раз приехал в Бразилию и понял, что лгать себе нет смысла: равнодушие индейцев к библейским историям, их непонимание метафорической важности событий, предположительно случившихся две тысячи лет назад, странным образом заразило и Эверетта. Он публично заявил, что отказывается от миссионерской работы, поскольку в бога больше не верит. Но разуверился Эверетт не только в религии. Теории Хомского, которые в начале восьмидесятых казались начинающему ученому откровением, тоже перестали быть таковыми. И в частности, теория универсальной грамматики, предложенная Хомским еще в середине 1950-х.

У ребенка на освоение родного языка уходит всего несколько лет, хотя задача перед ним стоит сложнейшая. Во-первых, как правило, ребенка никто языку целенаправленно не учит – он обучается сам, он впитывает новые слова и правила построения предложений, внимательно прислушиваясь к окружению. Во-вторых, в процессе изучения языка дети поразительно редко ошибаются – как правило, детские фразы хоть и могут звучать для взрослого уха необычно, но не противоречат грамматике языка, которую детям в явном виде никто не преподавал. Ребенок постоянно получает информацию о том, как говорят другие люди, однако изучение языка не сводится к подражательству: ребенок способен правильно строить предложения, не имея явной информации о том, какое построение является неправильным. Другими словами, опыт обучения языку – пусть и не очень хорошо изученный – говорит нам, что овладение языком существенно отличается от овладения прочими навыками. Откуда следует вывод: язык не является простым набором реакций на раздражение, а человеческая способность "получать неограниченное число предложений из ограниченного числа слов" заложена в нас изначально, на генетическом уровне. А поскольку языков существует великое множество, логично предположить, что запрограммировано в нас не знание русского, китайского или английского, а некие единые для всех языков принципы и правила, который Ноам Хомский – отец-основатель этого подхода – называет "универсальной грамматикой". Сама мысль, что язык является в какой-то степени врожденным и присущим только человеку умением, разумеется, не нова (об этом писали и Бэкон, и Дарвин), однако в середине XX века в моде были бихевиористы, чья точка зрения на развитие языка была прямо противоположной.

"Любопытно, – писал Хомский, – что в истории науки за последние несколько столетий всегда был разный подход. Никто не примет всерьез предположение, что у человека благодаря его жизнедеятельности вырастают руки, а не крылья, или что основы строения тех или иных органов были заложены в результате случайности. Наоборот, считается само собой разумеющимся, что физическое строение организма определено генетически, хотя, конечно, такие параметры, как размеры, степень развития и т. д. будут частично зависеть от внешних факторов… Тогда почему бы нам не исследовать такое проявление умственной деятельности, как язык, приблизительно тем же образом, каким мы исследуем сложно организованные физические составляющие организма?"