В общем, причиной срочного переезда правительства в Москву был прежде всего страх перед революционными матросами – таково видение литератора. Да и вообще… Все дворцы, все царские резиденции, все правительственные здания Санкт-Петербурга страдают огромным недостатком: нет высоких стен. Здесь власть, там – народ, между ними лишь преданные войска. А если преданность войск под сомнением? Иное – Кремль. Там, за кремлёвской стеной, как-то спокойнее. И власть народ не видит, и народ не видит власть. Можно предаваться двусторонним иллюзиям: что власть не спит, не ест и не пьёт, всё о народе печётся. И наоборот: народ весь, как один, готов жизнь отдать за Родину, персонифицированную лично в государе, в генсеке или теперь вот в президенте.
Нужно сказать, что помимо Москвы в тысяча девятьсот восемнадцатом рассматривались и другие кандидатуры. Например, Нижний Новгород. Частью кандидатуру выдвинули с целью введения в заблуждение шпионов и диверсантов, но были и другие резоны – там, в Нижнем, влияние агентов мировой буржуазии считалось минимальным. Да что Нижний! Посольству Северо-Американских Соединённых Штатов под секретом намекнули, что новой столицей будет Вологда – и посольство отправилось в Вологду.
Первого марта восемнадцатого года главная газета большевиков «Правда» опубликовала заявление ЦИК Советов: «Все слухи об эвакуации из Петрограда Совнаркома и ЦИК совершенно ложны. СНК и ЦИК остаются в Петрограде и подготавливают самую энергичную оборону Петрограда. Вопрос об эвакуации мог бы быть поставлен в последнюю минуту в том случае, если бы Петрограду угрожала бы самая непосредственная опасность — чего в настоящий момент не существует».
Тут уже самые доверчивые петербуржцы поняли, что их покидают, а не самые доверчивые – что покидают с особым цинизмом. Пайка хлеба сотрудничавших с властью была в полфунта и меньше, остальным же приходилось питаться чем придётся.
Спустя одиннадцать дней Троцкий вещал уже в «Известиях»: «Граждане! Если вы спокойно взвесите указанные обстоятельства, то вы поймёте, что с перенесением столицы военная безопасность Петрограда чрезвычайно возрастает».
Безопасность не просто возрастает, а «чрезвычайно»! Невольно вспоминаются «Петербургские повести» Гоголя, мистический «Нос»: «Верите ли, — сказал доктор ни громким, ни тихим голосом, но чрезвычайно уветливым и магнетическим, — что я никогда из корысти не лечу. Это противно моим правилам и моему искусству. Правда, я беру за визиты, но единственно с тем только, чтобы не обидеть моим отказом. Конечно, я бы приставил ваш нос; но я вас уверяю честью, если уже вы не верите моему слову, что это будет гораздо хуже. Предоставьте лучше действию самой натуры. Мойте чаще холодною водою, и я вас уверяю, что вы, не имея носа, будете так же здоровы, как если бы имели его».
Ехали и тайно, и явно, с переодеваниями и без.
В первую половину марта восемнадцатого года переезд власти из Петрограда в Москву завершился. Четвёртый Всероссийский съезд советов утвердил перенос столицы де-юре.
Аналитики стали гадать, означает ли смена столиц и смену курса, отказ от европейского пути и предпочтение ему пути азиатского. Иные надеялись, что столица когда-нибудь опять вернётся в Петроград – но напрасно. И Германия потерпела поражение, и гражданская война завершилась, но по-прежнему приводились доводы, что столица не должна располагаться слишком близко к границам, это-де опасно. Почему в течение двухсот лет, от Петра Алексеевича до Николая Александровича, опасности этой не существовало, предпочитали не выяснять.
Думается, представление о Москве как о городе азиатском — предвзято. Вглядевшись, можно заметить, что и европейские признаки нет-нет да и мелькнут. Равно как и в Санкт-Петербурге временами проступает азиатчина. Дело не в этническом составе жителей, разумеется, и не в архитектурных особенностях, даже не в Европе и Азии как таковых, а о вековых предрассудках, считающих, что Европа благоговеет перед законом, европейская столица служит всем гражданам страны. Азия же живёт традициями, и все граждане Азии цель собственного существования должны видеть в благополучии столицы. Так вот, и в Москве могут начать дело с того, что возьмут согласно традициям, а потом и по закону. И в Санкт-Петербурге начнут по закону, а потом потребуют традиционное подношение. Всё смешалось в России…
Но вернусь в восемнадцатый год. Правительство разместилось в Кремле, родные и близкие поселились тут же. Латышские стрелки осуществляли охрану от недовольного и контрреволюционного элемента. Революция пошла по московскому пути. У наркомов, а также у членов их семей вдруг стали пропадать вещи: драгоценности, утварь, карандаши, продукты.
Читать дальше
