Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 169

Работает ли феномен репутации в современном обществе так, как этого можно было ожидать?

К оглавлению

Опубликовано21 апреля 2013

Иду по дорожке неспешно, старясь не пыхтеть, порой даже удаётся сказать одну-две фразы покороче. Дорожка ведёт к Малому Седлу, что на вершине парка, поднимая за сто метров пути на два, чаще на пять, а порой и на пятнадцать метров, отсюда и моя торжественная поступь. Таких, как я, много, поскольку парк известный, кисловодский, и едут сюда пить нарзан и гулять по дорожкам люди, озабоченные здоровьем. Или просто хотят рассеяться, вот как я.

Идём, рассеиваемся. Не факт, что каждый дойдёт до цели, не каждому и полезно достичь вершины. Терренкур – штука серьёзная, главное — не навредить. А мимо то обгоняя, то навстречу бегут спортсмены, на форме у которых написано «Россия», «Украина» или просто «Владимир». Неподалеку расположена олимпийская база, вот и тренируются спортсмены в условиях среднегорья. То там, то сям видны группки по три, четыре, восемь человек, которым тренер что-то втолковывает, показывая бумаги с графиками и результатами. Краем глаза слышишь «А вот на Европе…», а повезёт — разберёшь слово «Сочи». Вероятно, далеко не все будут стартовать на Олимпиаде, некоторым, по виду, в юниорах бегать и бегать, но бегут на Малое Седло, и ветром от них – как от самолёта на сверхзвуке.

И обыкновенные, неспортивные обыватели смотрят вслед спортсменам со смесью зависти, восхищения и желания.

Среди нас, бредущих по дорожкам, кого только нет. Наверняка найдутся и люди науки. Кандидаты, доктора, профессоров дюжина или две. Вполне возможно, что и академики есть, но сейчас не принято носить нарочитую шапочку, так что различить академика среди неакадемиков сложно. Ну и что? Скажи вслух, громко: «Глядите, кандидаты наук идут!», многие ль оглянутся? Идут и идут себе, неузнаваемые, никому не интересные, разве что себе и близким родственникам. Никто не смотрит на них с завистью и восхищением. И с докторами та же картина. Люди науки редко становятся объектом поклонения публики. Много ли фан-клубов у российских учёных, много ли преданных поклонников, кочующих параллельно с учёным от симпозиума к симпозиуму? Нет, народ решительно предпочитает учёным спортсменов, и спроси любого, хотел бы он пробегать марафон за мастерское время или же вместо этого иметь диплом кандидата каких-нибудь наук, боюсь, большинство выберет марафон. И не стоит объяснять это незрелостью молодости: с возрастом, пожалуй, цена способности пробежать марафон будет только расти.

Обличать обывателей, ругать их за косность и простоту вряд ли стоит. Выгода здорового тела понятна изначально. Тысячи поколений естественного отбора свидетельствуют в пользу могучих мускулов, здоровых зубов и острых когтей. С научным же складом ума — ума, разгадывающего абстрактные загадки природы вроде вычислений расстояния до ближайшей галактики, ясно не вполне. Как относились к абстрактному теоретику в племенах, населявших планету двадцать тысяч лет назад? Боюсь, как к ботанику в пролетарском районе. Практический ум, способность распознать необходимое и пути наилучшего подхода к нему – это иное, это, скорее, политика, а вот чистая наука, какова привлекательность её носителей? Тут без покровительства просвещённого монарха не обойтись, а до просвещённых монархов неолитическому обществу зреть и зреть.

И лишь в эпоху Возрождения, когда польза от наук становится очевидной, учёный потихоньку набирает социальный вес. Хотя и тогда учёный в зеркале литературных произведений современников — фигура преимущественно юмористическая. Изредка мистическая: не заключи Фауст договор с нечистым, кто б его знал, этого Фауста? Или кто-то помнит вклад в науку рискованного доктора? Вспомните, как отозвался Сумароков на смерть Ломоносова.

В эру индустриализации учёный на время превращается в героя, но чаще не положительного, а в злого гения: то мертвецов начнёт оживлять, то разводить крыс величиною с волка, а то и сразу примется бороться за трон Властелина Мира, используя в качестве аргумента невидимость, Машину Внушения, полчища железных воинов и прочие плоды своего извращённого ума. В этой ипостаси он и по сей день живёт на экранах кинотеатров: Голливуд, распробовав сюжет однажды, возвращается к нему снова и снова. Отгрызёт нужный кусок, прикопает, чтобы протухло (он, как медведь, любит тухлятинку), и уйдёт лет на пятнадцать. А потом опять воротится. Но фильма серьёзного и новаторского ждать всё тяжелее. Трудно представить, что фильм уровня «Девяти дней одного года» снимут сегодня. Хотя, если помечтать как следует…