Ог Мандино - Самый великий торговец в мире

– Да, господин.

– Применяя описанные в свитках принципы, ты сказочно разбогатеешь. Мое второе условие: всегда отдавай половину заработанного тем, кому повезло меньше, чем тебе. Данное условие должно соблюдаться неукоснительно. Обещаешь?

– Да, господин.

– А теперь самое важное условие: тебе запрещено делиться свитками или хранящейся в них мудростью с кем бы то ни было. В один прекрасный день появится человек, и тебе будет знак, так же как звезда и твой бескорыстный поступок послужили знаком, которого я так долго ждал. Когда это произойдет, ты сразу распознаешь данный тебе знак, пусть даже человек, его являющий, и не подозревает о своей избранности. Когда твое сердце убедит тебя в правильности сделанного выбора, ты передашь ему или ей ларец вместе с содержимым, и после этого не придется выставлять никаких условий, вроде тех, что были возложены на меня или теперь на тебя. В давным-давно полученном мною письме говорилось, что третий владелец свитков может делиться их мудростью с миром, если пожелает. Обещаешь выполнить третье условие?

– Обещаю.

Патрос вздохнул с облегчением, словно с его плеч упал тяжелый камень. Он слабо улыбнулся и взял лицо Хафида в свои костлявые руки:

– Бери ларец и ступай. Больше я тебя не увижу. Да пребудут с тобой моя любовь и пожелание успеха. И пусть твоя Лиша разделит с тобой счастливое будущее.

Хафид не стеснялся градом катившихся по щекам слез. Он взял ларец и вышел из спальни.

Остановившись на пороге, он поставил ларец на пол и обернулся к хозяину:

– Неудача не сломит меня, если мое стремление к успеху сильно?

Старик слабо улыбнулся, кивнул и махнул на прощание рукой.

Хафид вместе с ослом вошел в обнесенный высокой стеной Дамаск через Восточные ворота. Он ехал по улице под названием Прямая, погруженный в сомнения и тревоги. Шум и гам от тысячи базаров только усиливал его страх. Одно дело – прибыть в крупный город с влиятельным торговым караваном вроде того, что был у Патроса, и совсем другое – остаться одному, без покровительства и защиты. К Хафиду со всех сторон кидались уличные торговцы, высоко поднимая свои товары и пытаясь перекричать друг друга. Он проезжал мимо мелких лавчонок и базаров, где выставлялись изделия медников, серебряных дел мастеров, шорников, ткачей, плотников; с каждым шагом осла перед ним возникали все новые и новые лица торговцев с протянутыми руками, причитающих и завывающих.

Прямо перед ним, за западной стеной, возвышалась гора Хермон, и хотя стояло лето, верхушка горы была укрыта белым снегом. Казалось, она взирает сверху вниз на суету рынка снисходительно и благосклонно. Хафид свернул с улицы и принялся расспрашивать о жилье, которое довольно быстро отыскал в гостинице «Моша». Комната оказалась чистой, и он заплатил арендную плату за месяц вперед, сразу завоевав расположение хозяйки Антонины. Затем он отвел осла в хлев позади гостиницы, искупался в водах Барады и вернулся в комнату.

Поставив маленький кедровый ларец возле кровати, Хафид принялся развязывать кожаные ремни. С легкостью откинув крышку, он уставился на свитки. Через некоторое время он коснулся пергамента. Ему показалось, что кожа будто бы живая, и он резко отдернул руку. Поднявшись, юноша подошел к решетчатому окну, сквозь которое доносились звуки с шумного рынка, расположенного довольно далеко от гостиницы. Глядя в сторону приглушенных голосов, он почувствовал, как им снова овладевают страх и сомнения, а уверенность стремительно тает. Закрыв глаза, Хафид прижался лицом к стене и воскликнул: «Какой же я дурак! Размечтался о том, что меня, обыкновенного погонщика верблюдов, когда-нибудь назовут самым великим торговцем в мире, когда мне недостает мужества даже проехать через толпу уличных торговцев. Сегодня мне довелось лицезреть сотни продавцов, годящихся для данной профессии куда больше, чем я. Все они наделены решительностью, энтузиазмом и упорством. Все они куда лучше подготовлены для выживания в рыночных джунглях. Как глупо и самонадеянно было рассчитывать, что я могу соперничать с ними и превзойти их! Патрос, мой Патрос, боюсь, как бы не подвести тебя снова».

Он бросился на кровать и, измученный утомительной поездкой, рыдал, пока не уснул.

Проснулся Хафид только следующим утром. Еще не открыв глаза, он услышал чириканье. Усевшись, он в изумлении уставился на воробья, прыгающего по открытой крышке ларца со свитками внутри. Юноша подбежал к окну. Смоковницы и сикоморы облепили тысячи воробьев, песней приветствующих новый день. Некоторые присаживались на подоконник, но, стоило Хафиду хоть чуть-чуть пошевелиться, как они моментально вспархивали и разлетались в разные стороны. Повернувшись, он вновь посмотрел на ларец. Маленький пернатый гость склонил головку набок и посмотрел на Хафида.