Натали Голдберг - Человек, который съел машину - Книга о том, как стать писателем

Наблюдая за тем, как пишут мои ученики, я нередко могу точно определить, кто из них действительно погрузился в процесс и пишет от души. По таким людям видно, что они полностью заняты тем, что пишут, их поза становится более расслабленной. Здесь снова можно провести аналогию с бегом. Когда спортсмен бежит легко и свободно, в нем не чувствуется напряжения и сопротивления процессу. Он бежит всем своим существом, в нем нет ничего, что было бы отделено от бега. Когда вы полностью погружаетесь в писательство, не остается писателя, бумаги, ручки, мыслей. Есть только то, что вы пишете, – все остальное исчезает.

Одна из главных целей писательской практики – научиться доверять своей душе и телу, выработать терпение и отсутствие агрессивности. Искусство живет в Большом Мире. Одно стихотворение или рассказ сами по себе не имеют значения. Значение имеет процесс написания и жизнь. Очень много писателей, создавших великие книги, сошли с ума, стали алкоголиками или свели счеты с жизнью. Я хочу научить вас, как сохранить рассудок. Создавая свои стихи и рассказы, мы стараемся обрести душевное равновесие.

Тибетский буддийский учитель Чогьям Трунгпа Ринпоче сказал: «Мы должны всегда быть открыты любым возможностям. Никто не поможет нам в этом – но мы сами должны срывать все покровы со своего сердца». Наша писательская практика направлена на ту же цель: мы учимся открываться и доверять собственному голосу и процессу творчества. В конечном итоге, если процесс будет правильным, у вас получится написать что-то правильное и подлинное. Вы научитесь писать хорошо.

Подруга рассказывала мне, что когда она хочет раскрасить черно-белый набросок, который, как ей кажется, ей удался, то она в порядке разминки сначала тренируется на нескольких рисунках, которые ей не так дороги. Писательская практика, о которой я рассказываю, – это тоже разминка перед чем бы то ни было, что вам захочется написать. Это исток, самое первозданное, глубинное начало писательства. Вы учитесь доверять собственному голосу, чтобы потом направить это доверие на деловое письмо, роман, диссертацию, пьесу или мемуары. Но вы должны возвращаться к практике снова и снова. Не нужно думать: «Я все понял! Теперь я умею писать. Я доверяю собственному голосу. Я готов написать великий американский роман!» Писать роман – это прекрасно, но вы не должны прекращать практиковаться. Практика поддерживает вас в нужной форме, как танцора, который разминается перед выступлением, или бегуна, который делает растяжку перед соревнованием. Бегун не говорит: «Я бегал вчера. Значит, я уже размялся». Он разогревается и делает растяжку каждый день.

Писательская практика охватывает всю вашу жизнь и не требует, чтобы ее облекали в какую-то логическую форму: нет никакой 19-й главы, в которой развивается действие 18-й. Это то место, куда вы можете прийти за чем-то диким и необузданным, где можно смешать мечты о супе вашей бабушки с потрясающими облаками за вашим окном. То, что вы делаете во время практики, не имеет конкретного направления и связано со всем, что заполняет ваши мысли и тело в этот самый момент. Вы можете воспринимать ее как объятия близкого человека, в которые вы можете в любой момент броситься, забыв о логике и всех правилах. Это первобытные джунгли, где мы можем найти энергию для того, чтобы ухаживать за нашим садом и писать прекрасные книги. Практика бесконечна.

Позвольте мне отнять у вас немного времени. Сядьте за стол прямо сейчас. Начните записывать все, что сейчас течет через вас. Вы можете начать со слов «прямо сейчас» и закончить описанием гардений, которые были приколоты к вашему свадебному платью семь лет назад. Пусть будет так – не пытайтесь взять это под контроль. Что бы ни проступило в ваших мыслях и чувствах, продолжайте пребывать в них, а ваша рука пусть продолжает писать.

Нашему опыту нужно время, чтобы просочиться через наше сознание. Например, почти невозможно писать о любви в разгар сумасшедших любовных отношений: для этого не хватит перспективы. Все, что можно сказать в этот момент: «Я до безумия влюблена», – и повторять это снова и снова. Точно так же тяжело писать о городе, куда вы только что переехали: он еще не проник внутрь вас. Вы недостаточно хорошо знаете ваш новый дом, пусть даже можете доехать до аптеки и не заблудиться. Вы еще не прожили там целых три зимы и не видели, как утки осенью летят на юг, а весной возвращаются обратно на озера. Хемингуэй писал о Мичигане, сидя в парижском кафе: «Наверное, вдалеке от Парижа я бы мог писать о Париже, как в Париже я могу писать о Мичигане. Я бы не знал, что еще не готов к этому, потому что еще недостаточно хорошо знал Париж» {2}.